– Самба. Ты не меняешься!
– Петрович! Сколько лет… я мечтала тебя забыть, – девушка переключилась на Петровича, не выпуская, однако, голову Матвея, ласково её поглаживая.
– Не порть мне стажёров. Раскабанеют, обленятся, куда мне их тогда?
– Мальчики, хотите остаться со мной?
Матвею удалось вырвать лицо из упругих грудей богини. Марк стоял оцепеневший.
– Ну подумайте сами – что вы хотите: сидеть в офисе с этим старым грибом или встречать каждое праздничное утро в постели новой красавицы?
– Я люблю… – Матвей осёкся, покосился на Петровича и Марка, у него едва не выскочило имя «Анаэль», – люблю, короче.
– И ты туда же, – Самба фыркнула, – твоя школа, Петрович?
– Моя. Хорошие мальчики.
– Ну и валите в свою Сибирь.
Самба стремительно удалилась, оставив троицу на пустой улице, заваленной обрывками флажков, серпантина, блестящего конфетти.
– Вы её знаете? – к Марку, наконец, вернулся дар речи.
– А то. Любила она меня. Тогда, когда молоды были мы вдвоём, а не она одна, мы знаешь, как встречались? Нам авторы Камасутры завидовали.
– А чего разошлись?
– Так она ж сказала – я танцевать не хотел.
– Почему?
– Ну ты даёшь! Мачо не танцуют.
Петрович двинулся по улице в сторону, противоположную той, куда ушёл карнавал. Авторы побежали следом.
– Всё. Хватит на сегодня. Домой пора.
Петрович подошёл к оказавшемуся рядом колодцу. Марк и Матвей переглянулись, опасливо заглянули в его бездонную тьму.
– Чего застыли? Я вас вечно ждать не намерен.
Марк, перекрестившись, прыгнул первым. Матвей зажмурился, сделал шаг в пустоту. Петрович скептически покачал головой, прыгнул следом.
***
Падение смягчила гора тряпок невероятных размеров. Марк брезгливо поднял одну из них и понял, что это туники – традиционная одежда высших ангелов, которую они носят во время обрядов. Они оказались в прачечной, заставленной стиральными и сушильными машинами, огромными водонагревателями, зияющими открытыми пастями котлами с раскалёнными углями.
– Петрович, мы куда-то не туда попали? – испуганно подал голос Матвей.
– Туда мы попали. Я курить хочу. А эти реформаторы позапрещали везде курилки. Видите ли – плохой пример. А баб красивых на кострах жечь – это прямо образец целомудрия.
– Мы не курим, – ответил за двоих Марк.
– А я вам и не предлагаю.
Петрович скрутил самокрутку с каким-то пронзительно ароматным табаком, бережно поднёс спичку, прикрыв от удовольствия глаза сладко затянулся.