Как будто творческого кризиса было мало, так еще одним тяжелым валуном сверху его придавили закидоны мальчишки. Понятно, что возраст – ни от кого не требуют разумности в пятнадцать лет (хотя многие и раньше разумеют!). Но какой он упрямец! Собирается поступать в музыкальное училище после девятого класса. У Феди от одной мысли волосы дыбом вставали. Ладно еще рисование, куда ни шло, все-таки востребованная ниша, но музыка… Как любому родителю, Феде хотелось для сына лучшего, даже если это лучшее приходилось своими руками вбивать в его упертую голову.
Неутомимый Пес тянул Федю, погруженного в совершенно мрачные мысли, все глубже в лес. Деревья, тенью стоявшие то тут, то там, вдруг расступились. Федя отвлекся от самокопания и осмотрел опушку. Из ствола мертвого дерева с измученными кривыми ветками торчали прибитые гвоздями деревяшки – жуть, если вдуматься, дерево в дерево. А выше виднелся нескладно и наспех сколоченный домик, вокруг которого все вились светлячки. Федя улыбнулся. Он уже и забыл, как обожал в детстве карабкаться по дереву, забираться в убежище и прятаться там ото всех. Крыша не спасала ни от дождя, ни от ветра, но бурное воображение уносило Феденьку в шторм на пиратский корабль, где он – одноглазый капитан – и его верный попугай – пойманный голубь – боролись со стихией.
– Вот же времена были, – хмыкнул Федя.
– Раф! Раф-раф! Гр-р-р, – Пес вдруг разошелся. Прижал уши к макушке и ощерился, поднимая брыли. И какой слепень его укусил? Из-за дерева вынырнула тень. Если приглядеться, это была даже не тень, а словно кусок ночного неба – синий, в светящихся крапинках. Существо в высоту достигало два метра с лишним и было выше Феди на голову. Он отшатнулся, подтягивая к себе за поводок разъяренного пса.
– నాխارਤੀ હાਨਾશિשਲ, – существо издало глубокие гортанные звуки, шипящие на губах, сделало шаг вперед и коснулось Пса. Питомец тут же спокойно сел, свесив тряпочку языка, и с умилением уставился на, по-видимому, лучшего кинолога в мире.
Федя делал шаги назад, не дыша, пока Пес, наоборот, совершенно не планировал никуда идти. Все это казалось абсурдной галлюцинацией, бредовым сном. Но существо своим видом щекотало память, бередило воспоминания, мельтещащие под пеленой лет, и только этот зуд ностальгии не давал мужчине сорваться на громкий бег. Да, бежать и вопить, как девчонка.