. В одновременно написанной газетной заметке он описывал происходившую «битву за историю» в апокалиптических красках: «Борьба ведется на международном фронте, и наша, историков СССР, обязанность – использовать все имеющиеся у нас возможности для поддержки нашей стороны в мировом масштабе… Исторический фронт есть часть общеидеологического фронта, часть общей подготовки к тому, что надвигается на нас с неудержимостью катаклизма, новой открытой боевой схватки классов»
204. Для самого Покровского конгресс в Осло стал кульминацией его карьеры. Он был избран в президиум конгресса и в качестве такового сделал престижный пленарный доклад на заключительном заседании
205. Конгресс также оказался и его последним триумфом. За год до поездки, в 1927 году, у него диагностировали рак, от которого он и скончался в апреле 1932 года. К началу конгресса в Осло он уже был тяжело болен и проходил лечение, а по окончании съезда снова поехал в Берлин, где был прооперирован. Что бы ни вдохновило Покровского в его выборе метафор для описания «боев» за историю, эти метафоры вполне отражали тон официальной риторики периода советской истории, известного в историографии под именем «великого перелома».
В ноябре 1929 года газета Правда опубликовала статью Сталина «Год великого перелома». В ней Сталин провозгласил 1929 год «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства» и началом «последней битвы» с пережитками прошлого206. «Битва» касалась всех сфер жизни, включая науку, как Покровский немедленно разъяснил ученым: «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца»207. За агрессивными словами вскоре последовали и действия – аресты и показательные суды над «буржуазными» специалистами по сфабрикованным обвинениям. На первом громком процессе в качестве обвиняемых фигурировали историки.
Все началось с архивной находки. В январе 1929 года, во время инспекции недавно учрежденного Центрального архива, под юрисдикцию которого были переданы в том числе и библиотеки Академии наук, в библиотеке Пушкинского дома в Ленинграде были обнаружены документы, относящиеся к предшествовавшим большевистскому перевороту событиям Февральской революции 1917 года. Среди документов были оригинал отречения Николая II от престола, материалы, относящиеся к работе Временного правительства, и личные бумаги лидеров партии кадетов – партии, основанной историком П. Н. Милюковым, в которой состояло большое число историков. Кадетами были Кареев, Лаппо-Данилевский, П. С. Струве и многие другие российские историки. Большинство из них поддержало Февральскую революцию, и многие были членами Временного правительства. Обнаруженные в библиотеке Пушкинского дома документы попали туда из разных источников, во многих случаях они были оставлены на временное хранение в Пушкинском доме их владельцами во время революции и Гражданской войны. Некоторые документы были переданы в опечатанных ящиках, с оговоренными условиями о сроках – от двадцати до пятидесяти лет, – в течение которых сотрудники библиотеки обязались их не открывать. Инспекторов Центрального архива, возглавляемого не кем иным, как Покровским, формальности заботили меньше всего. Опечатанные ящики были вскрыты, несмотря на протесты сотрудников Пушкинского дома и привлеченных в качестве консультантов архивистов Академии наук. То, что началось со спора между историками старой Академии наук и сотрудниками нового Центрального архива о том, как следует обращаться с историческими документами, быстро переросло в политический скандал. ОГПУ назначило следственную комиссию, и та начала выписывать ордера на арест