Закрыв шкатулку, он почувствовал, как мурашки пробежали по его коже.
Когда Марк вынул подвеску из шкатулки, удивительное тепло разлилось по его ладони, будто он замкнул невидимую цепь времени, связывая себя с прошлым. На фоне гулких стен старого подвала легким шелестом раздался шепот – шепот, исходящий из самой глубины его сознания, перенесший его разум в далекое время и место.
В видении, казалось, проносящемся перед его глазами, он увидел ту самую женщину с портрета. Она стояла у окна обветшалого дома, наблюдая за детьми, играющими на лужайке за стеклом. Её лицо выражало смесь любви и глубокой печали. Затем сцена изменилась – промелькнули вспышки конфликтов и трагедий, потери и сожалений, которые распрямились как страницы книги, перечитываемой в тишине вечера.
Марк осознал, что видит прошлое дома и его обитателей, запертых в этом времени. Его сердце сжалось – каждый фрагмент увиденного был клеймом, оставленным домом в судьбах людей. Тревожащая мысль промелькнула в его голове: возможно, он – следующая страница в этой книге.
С этим внезапно пришло возвращение к реальности. Подвал словно переменился, наполняясь звуками шагов, эхо которых ускользало в тени. Марк, не теряя времени, отступил назад к лестнице, держа подвеску как единственную ниточку, связывающую его с разгадкой. Впереди лежала непростая дорога к ответам, и он не знал доподлинно, к чему приведет его это открытие.
Тем не менее он был полон решимости раскрыть все секреты, похороненные в стенах этого дома. Каждая загадка ведет к следующей, и теперь только стойкость и проницательность могли помочь ему распутать клубок времени и тьмы.
Когда Марк поднялся обратно на первый этаж, подвеска тревожно покоилась у него в кармане, излучая едва ощутимое тепло. Теперь дом воспринимался по-другому – он был не просто заброшенным зданием, а системой заложенных воспоминаний и скрытых тайн, готовых поделиться своей историей. Марк снова оказался в гостиной, и, взглянув на пианино, заметил, что оно каким-то образом изменилось. Клавиши, давно запыленные и немые, теперь излучали теплый свет, отражаясь на полах старинным орнаментом, едва различимым в полутемноте.
Подведенный интуицией, он сел за инструмент, и как только его пальцы коснулись клавиш, послышались старинные гармонии, наполняющие комнату. Музыка, казалось, исходила из самых недр дома, пробуждая сомкнутые тени и оживляя прошлое. Каждая нота была будто шёпотом отражений, заглушенных временем.