На лице чародея плясали оранжевые свечные отблики, и мне даже стало немного страшно. Неужели я никогда не смогу вырваться из этого замка? Никогда больше не увижу родных? Не выйду замуж за Парцифаля фон Вальда и не нарожаю ему маленьких фон Вальдиков? Неужели моя судьба – просто так, ни за что погибнуть на чёрном алтаре, неужели Людомор будет хохотать и упиваться моими последними секундами? Я еле удержала бессильные слёзы.
И тут неожиданно подал голос голем.
Вообще-то мне казалось, что этот оживший памятник разумом наделён крайне скудным. То есть вполне достаточным, чтобы выполнять простые поручения, но не настолько сложным, чтобы составлять длинные предложения. Уже спокойная рассудительная речь меня порядком ошарашила. А когда я поняла, что́ он говорит…
– Не скажу, что мне нравится ваша затея, хозяин. Я сейчас говорю не о раздельном питании.
– Что ты имеешь в виду? – Колдун даже обернулся, чтобы посмотреть в грубое каменное лицо, которое не выражало ровным счётом ничего.
– Я считаю, что жертвоприношение нецелесообразно. – У меня сердце подпрыгнуло. – Прошлого вы всё равно не сможете вернуть. Вам нужно начать жить заново. Найти себе новую цель. Потому что та цель, которую вы столь упорно преследуете, превращает вас в жестокую бесчувственную сволочь.
Людомор недобро сощурился и бросил через плечо:
– Разберусь без твоих проповедей.
– Простите, хозяин, просто мне казалось, вы меня создали, чтобы рядом был помощник и советник.
– Вон. Уведи её. И не попадайся мне на глаза.
Голем тяжёлыми шагами подошёл ко мне, по-военному кивнул, и я, не дожидаясь, пока поволокут под белы рученьки, встала из-за стола и последовала за неожиданным заступником.
Каменный слуга вёл меня тёмными пустыми коридорами, где каждый шорох отражался от стен и превращался в шелестение сотен злобных голосов. Молчание голема угнетало меня, но заговорить с ним я боялась. Могу представить, чем рисковало это создание, вступаясь за меня. Самое его существование целиком и полностью зависело от прихоти хозяина. За такие слова колдун мог запросто превратить его в щебень.
Мы пришли. Кровать я отыскала на ощупь. Забралась на перины, закуталась в одеяло и уставилась на пыльный полог над головой. Голем безмолвным изваянием застыл у двери. Я раскрыла было рот, но так и не осмелилась произнести ни слова. Накатили жуткие мысли. С каждой секундой я всё ярче и кровавее представляла своё будущее, всё сильнее боялась, всё больше жалела себя, горемычную. Хуже того: я подумала, вот бы здесь оказалась Блюмхен. Я поразилась своей подлости, устыдилась и заплакала. Слёзы беззвучно текли по вискам и шее: я не могла позволить, чтобы голем услышал. Но он, наверное, в этой темноте видел не хуже кошки.