Еще оглушенный эфиром, пациент после такого подбадривания сползал со стола и, ничего не соображая, тащился к скамье у стены. Здесь можно было посидеть вместе с другими, прошедшими такую же процедуру, и поклевать носом, пока не выветрится наркоз. Никому до них больше не было дела. Лишь время от времени один из санитаров поглядывал на скамью.
– Ну как, очухался? Ступай, освободи место!
Кремер скрепя сердце наблюдал за происходящим. Охотно и покорно больные ложились на стол. Жадно вдыхали наркоз. Для них важно было, чтобы сон обогнал нож… Девятнадцать… двадцать, двадцать од… Многие вдруг издавали стон – нож опережал наркоз.
Кён, не отвлекаясь от работы, кивнул Кремеру, когда тот вошел, хотя сразу понял, что староста лагеря хочет с ним поговорить. Проделав еще три операции, Кён закончил прием. Он прошел с Кремером в комнату санитаров и вымыл руки. Кремер, все еще под впечатлением увиденного, сказал:
– Как ты только справляешься…
Вытирая руки, Кён присел на скамью к Кремеру и усмехнулся с видом бывалого хирурга.
– М-да, так вот и справляюсь… – Больной желудком, он несколько лет назад попал в лазарет, там санитары понемногу отходили его, и… он остался с ними. Со временем из него вышло что-то вроде полумедика, и мало-помалу, в силу необходимости, он усвоил хирургические приемы. Теперь он резал, как заправский врач. – М-да, так вот и справляемся!
В его тоне прозвучала нотка тщеславия.
Немногословный и сосредоточенный у операционного стола, он становился беспечным и благодушным, когда тяжелый труд оставался позади. Этот худощавый сорокалетний человек веселил своих друзей, черпая темы из неистощимого источника театральных воспоминаний, а в больничной палате его щедрое сердце вдохнуло бодрость во многих, уже утративших было волю к жизни.
«Ну, парень, дело идет на лад? – обычно приветствовал он больного, подходя к койке. – Вот видишь, я тебе всегда говорил: все не так плохо без аха и оха!»
Эрих Кён умел творить чудеса и широко использовал свой талант. Но сейчас он сидел серьезный и задумчивый подле Кремера.
– Да-да, – закивал он, когда Кремер объяснил ему причину своего визита. – Начинается блицкригом, а кончается санитарной командой из заключенных. Сперва – победные фанфары, затем – сирены воздушной тревоги. – Он встал и повесил полотенце на гвоздь. – Немецкий народ, какое же ты, в общем, стадо баранов! Сначала затемняешь себе мозги, а потом приходится затемнять окна…