– Тише ты! – испуганно шикнул брат.
– Что такого? Услышать он нас не услышит!
– Да не Владыку твоего я боюсь! – Фредерик оглянулся через плечо на незакрытую дверь, будто оттуда сейчас выскочит, как демон, взбешенный отец. Пронесло… однако теперь брат перешел на полушепот.
– В сказки, сестренка, я, может, и не верю, а вот что отец спустит с нас шкуру – еще как.
– Так, значит, не веришь в око?
– Верю, не верю – неважно. Важно, во что верит отец, и мне этого предостаточно. Лучше мотай на ус, да поскорее.
Он похлопал меня по коленке и встал.
Фредерик, конечно, прав. У меня перед глазами встало бешеное отцовское лицо, когда он завелся утром. Глаза не просто пылали огнем – в них был страх. Я всего раз видела его таким, застав как-то в хлеву среди коз. Он хлестал себя плетью, и между ударами я разобрала слова «забудь Семя» – их он повторял надсадным стоном. Кожаные плетки стегали его исполосованную спину, раз за разом мучительно впиваясь в плоть алеющими кончиками. Он как будто нарочно забивал ненавистное имя себе под кожу – так мне казалось.
В душе я жалела, что напомнила ему о забытом Семени. О том, кого не называют. Даже думать о нем грешно – но как можно не думать?
За спиной опять скрипнула дверь, и я обернулась. Теперь ко мне вышел Бен. Я насухо вытерла лицо и шмыгнула носом в последний раз.
– Досталось тебе из-за меня? – трогательно посочувствовал он.
– Нет-нет, ты что. Я сама ляпнула глупость. Ты не виноват.
Бен кивнул и оперся спиной о дверь. Он еще ласковее сказал:
– Отец велел тебе сходить за водой.
Что ж, раз велено, надо идти. Собравшись с духом, я заставила себя как можно теплее улыбнуться.
– Спасибо.
* * *
Солнце вернуло миру краски. Птицы с щебетом слетали с крон, передо мной пожужжали дружным дуэтом и устремились прочь стрекозы.
Путь к колодцу вел по косогору, где почти никто, кроме нас, не ходил. Мы жили на отшибе, в стороне от трактов. Над землей до сих пор висел запах позавчерашнего ночного дождя, и раскисшая тропа еще не успела высохнуть. Оставалось лишь подобрать заляпанный подол коричневого платья и шагать по грязи боком.
Я подняла глаза к солнцу. Вот бы отец сегодня отпустил погулять с друзьями – но как к нему подступиться? С извинениями или вообще улизнуть наудачу?
Хватятся меня нескоро: все самые изнурительные хлопоты по хозяйству обычно брал на себя Фредерик, любимый первенец, которому отец уделял почти все внимание, – даром что и в Бене тоже понемногу просыпался труженик. Я с досадой пнула с тропы несчастный камушек.