Но Горошине ничего не стоило опять завопить и спугнуть котов.
Они сидели совсем близко, на иве, на нижней ветке, которая с улицы тянулась к окну. Мурик жил у соседей через дорогу. В его трехцветный мех Моня могла погрузить руку по самое запястье, а Горошина – она же мелкая – вообще чуть не по локоть. Второй кот, гладкошерстный и черный, был ничей. Моня его подкармливала и надеялась когда-нибудь увезти с собой в Москву.
– Что у нас к чаю? – со вздохом спросила она.
– У нас Буланкина, – сказала Горошина. – И она говорит, что сердце с собой прихватила.
Моне вовсе расхотелось пить чай. «Какое еще сердце! – подумала она. – Сердца у Буланкиной нету никакого». Эту Буланкину все Монины знакомые старались обходить стороной – чем дальше, тем лучше. А то она потом жаловалась их родственникам, что с ней слишком тихо поздоровались, или что мимо нее слишком быстро проехали на велосипеде, или что при ней свистели в стручок акации.
– …Ужасное выдалось лето, – стонала Буланкина, стоя в дверях – Огурцов мало, яблок мало, за дачу плату повысили… И сердце вот опять прихватило.
– Сейчас тебе валидольчику принесу, – сказала Бабуля.
Она Буланкину жалела.
Когда Бабуля вышла из кухни, Буланкина села за стол и сверкнула на Моню очками.
– Что, клубнику-то уже начали обрабатывать?
– Не знаю, – ответила Моня.
– А что ж ты делаешь целыми днями? Большая уже девица. Работать пора, бабке помогать.
– С Горошиной играю.
– Что это вы ее все Горошиной зовете? Имени, что ли, нет?
– Есть… Мы же только дома, а не дома – Верой. Это папа придумал, потому что маленькая.
– Папа?! – Очки у Буланкиной съехали на кончик носа и стали как будто еще круглей и больше. – Что это он детей приучает прозвища давать! Прозвища бывают у животных!
Хм… Моня промолчала, но, между прочим, у самой Буланкиной прозвище давно было – Жаба. Тоже широкая, бородавчатая, тоже рот большой и глаза навыкате. Но придумала не Моня, а Носков, хоть и младше на год. Это, разумеется, секрет; из домашних знал только папа. И папа, кстати, сказал, что зря они с Носковым так: жабы, пусть и бородавчатые, зато очень умные – и не вредные, если их не пугать.
– Моня, я хочу «Коровку»! – пропищала Горошина.
Буланкина скосила очки в ее сторону.
– Она не Моня, а Маня! Моня – это мужское имя, девочек так не называют.
– Нет, Моня! – заупрямилась Горошина.