Тогда, когда они впервые пришли к нам, стремясь убить, ведомые голодом, мне удалось скрыться в одной из аудиторий, спрятаться от их хищнических глаз. Я лишь увидел, что невообразимое существо плетётся на другом конце этажа, не заметив ни моего присутствия, ни почувствовав моего страха. Оно проковыляло куда-то, скрывшись за одной из открытых дверей, а я просто побежал, заперся в своей аудитории и не выходил, пока всё не кончилось. Смелости мне только хватило на то, чтобы не запирать дверь на ключ. Чтобы и Виталик, мой друг, тоже смог укрыться вместе со мной. Но он не прибежал, а помог отбиться от них, как я узнал потом. Многие поступили тогда как я – спрятались, закрывшись в аудиториях.
И сейчас, следя за горизонтом через разрез прицела, я корил и ненавидел себя больше, чем этих тварей: за то, что повёл себя тогда как трус, забившись в угол, словно крыса. Но сегодня я вернул должок. Да, я почувствовал: что-то перевернулось во мне и пытается вырваться наружу, и я просто не могу воспрепятствовать этому. Поливая бетон под ногами горячими гильзами, я ощущал облегчение. Будто этот поток смывал с меня всю грязь, а огню я исповедался о глубоко утаённом и больно коловшем. Словно камень с души свалился.
А внизу валялись их тела – мёртвые и бездыханные. Я позволил своим глазам скользнуть от прицела вниз, пройтись по ним, посмотреть. И в голове прокрутились слова Константина Александровича: о его вере, о надежде, о том, что это всё – наказание для человечества. Но если Константин Александрович говорил о надежде, значит, он верит в то, что можно вернуть себе мир, возродить человечество из руин и начать новую жизнь. Но как можно начать новую жизнь в мире, в котором теперь обитают эти чудовища? Как нам ужиться с ними, если мы друг для друга самые злейшие враги? Их не приручить, как собак, не усадить в клетки и не выдрессировать. Я уверен, что они вообще лишены хоть какого-либо животного разума. Даже с волками можно договориться, они охотились на людей, будучи голодными. Но и у тех опасных хищников были какие-либо понимания, ощущения, чего лишены эти мутанты. Они стремились нас смести, и я не уверен, что один только голод вёл их вперёд, заставляя переступать через тела погибших сородичей. Словно заведённые механизмы, которыми кто-то управляет. Они шли, чтобы уничтожить, а пиршество устроили бы просто как празднование своей победы. Как мы можем надеяться на что-то светлое, когда делим мир с этими тварями? Я не знаю.