Она не такая как все. Она гораздо хуже. Но последнее я понял слишком поздно.
А потом я предложил ей работу. В «Эмпирее»! Это было словно позвать незнакомца домой, и еще услуживать ему.
– Думаешь, это хорошее решение? – зачем-то спросил я, хотя уже принял его.
Отступаться было не в моем стиле. Хотя мнение папы всегда было мне важно. К тому же он, по сути, мой начальник. Правда, наймом я уже пару лет занимался сам. Так что поднаторел в этом больше папы.
– Я думаю, это ужасное решение, – сказал он.
А ведь он ее совсем не знал! Как, впрочем, и я.
Я даже не вздохнул тяжко. Знал каким будет ответ. Непонятно было, почему я вдруг решил пригласить ее на работу. Она ведь даже не просила. Просто пожаловалась на деньги. Я думал, именно этого она и хочет – лучшего… да хоть какого-нибудь трудоустройства в Крамольске. А одно из немногих мест, где его можно достать – это «Эмпирей».
Я любил своих сотрудников. Правда. Мне нравились даже те, с кем найти общий язык было очень сложно. Разве не интересно наблюдать, как с тобой раскрываются люди, которые со всеми держат дистанцию?
– Сам подумай, – сказал папа. – Вот ты с ней наиграешься. А дальше что? Выкинешь, как котенка на улицу?
Я молчал. Сделал вид, что никак не могу вытащить сигариллу. Пачка была тонкой, у меня часто не получалось вытянуть ее с первого раза. Но сейчас все получилось. Я просто хотел занять чем-то руки и глаза, чтобы был предлог не смотреть на папу.
– Мы в ответе за тех, кого приручили, Андрюш.
Конечно, он прав. Было бы ужасно так поступить. Сперва обнадежить ее, дать возможности, показать, что ею можно восхищаться, полюбить. А потом забыть. Хотя я себя знаю – если полюблю, не забуду.
Папа долго молчал, глядя в окно, и постукивая пальцами по оббивке кожаного кресла. Кое-где кожа потрескалась от жара камина. Папа любил сесть поближе к огню, а потом выглядеть так, словно только из сауны вышел.
Я жар не любил. Поэтому мое кресло стояло ближе к окну. Оттого мне казалось, что папа в меня всматривался. Мне этого не хотелось. Но оказалось, что папа просто смотрел на сумерки приятного летнего вечера. Приятный он был в основном потому, что ни папа, ни я не дежурили в «Эмпирее».
Папа молчал так долго, что я решил, будто наш разговор закончен. Я вытащил сигариллу и чуть покрутил-придавил пальцами ее кончик. Затем сунул этим кончиком в рот и раскурил спичкой. Сделал первую затяжку. В голову уже не било. Это была четвертая сигарилла, или, может, пятая. В комнате стоял сизый дым и пахло неприятным дурманом. Выпустив дым, я наблюдал, как он сливается с воздухом. Затем взял сигариллу пальцами – не умел без рук курить – и бросил спичку в камин.