Я прекрасно понимаю чем она руководствовалась, когда выбирала его. Ей единственно хотелось, чтобы боль ее растворилась в выразительных глазах этого пса, наполненных какой-то особенной собачьей грустью. Словно бы грусть эта – отпечаток случившихся с ним несчастий и гонений, как если бы этот пес, еще практически щенок, выражал собой страдания глубже и мучительнее, чем испытывала моя любимая жена, и тем самым забота о нем утешила бы ее горе, которое, глядя на него, показалось бы ей уже не таким тяжелым как прежде.
Она нашла его где-то на «Авито», это был пес «найденыш», из тех, кого с улицы забрали в приют и после отыскивают ему «добрые руки» новых хозяев. Однажды, я видел на «Авито» фотографии таких бедолаг. Я хорошо помню как сильно увлекся, завороженно рассматривая бесконечные жалостливые морды, мелькавшие перед глазами, но на счастье, я смог вовремя остановиться, как если бы кто-то одернул меня, разорвав тем самым коварные чары щенячьего колдовства. Еще бы чуть-чуть и во мне мог проснуться этакий Куклачев, предпочитающий танцы с собаками нормальному человеческому общению. Возможно меня тогда остановила интуиция, возможно – магическая сила, оберегавшего наш дом кота, но я навсегда усвоил, что впредь, делать этого ни за что не буду.
Тот вислоухий проходимец, которого выбрала жена, очевидно был из всех самый жалостливый и нуждающийся. Одной его фотографией можно было затмить всех изувеченных и самых жалких нищих в метро, выпрашивающих копейку на хлеб. Все копейки, что по обыкновению, кидали нищим и прочим бедолагам, впредь могли бы уходить в карман одному тому, кто предъявлял бы аргументом исключительной беспомощности и нужды фотографию нашего будущего пса Генри. Генри – так назвала нашего пса моя драгоценная супруга.
Честное слово, он меньше всего был похож на Генри, на Гену – да, безусловно, Гена он был бы великолепный, но англичанина Генри в нем не было ни на толику, как в английском чае из английского бывает только название. И все таки он был назван Генри.
Когда было уже определено которого пса выбрала моя супруга, пытаясь отговорить ее, я приводил аргументом его размеры.
– Он огромный, ему наверняка будет мало места в квартире, – говорил я жене.
–– Ничего, мы потеснимся и у него будет свое место, там где раньше спала Боня, – она была непроницаема.