Когда шов разрастётся на всё тело – ему придёт конец.
– Гангрена вас всех подери, – прорычал Мизгирь, сдавливая пальцем извивающиеся «ростки» расползающегося шва.
Пока никто из прохожих не заметил, Мизгирь опустил рукав и повязал его тесьмой. Затем согнулся, закрыл лицо ладонью, стараясь справиться с чувствами. Если бы только он не скормил последнюю слезу тому воеводе… или, может быть, этой инверийке?
Этой сероглазой и белокурой инверийке с курносым носиком, чьей улыбки он так старательно добивался. А ведь она ему даже имени своего не доверила. И всё же, глядя на Грачонка, Мизгирь с тоской вспоминал своих младших сестёр. А порой и вовсе представлял, что его единственная убитая в младенчестве дочь могла бы быть чем-то на неё похожей. Ей бы было вполовину меньше лет, чем Грачонку сейчас. Хотя сколько Грачонку самой лет? Тринадцать? Четырнадцать? Он даже этого о ней не знал. А ведь они уже год странствовали вместе.
Колокола смокли, боль утихла. Мизгирь отнял ладонь от глаз и взглянул на людей возле представления. Грачонок затерялась в толпе. Время шло, но её белокурая голова так и не появлялась, ни разу не вынырнув из толчеи.
Мизгирь встал, опёрся на трость. Он начинал нервничать. Когда на глаза ему попался продавец кваса, Мизгирь решил, что ждать больше не стоит. Чертыхаясь вполголоса, он захромал в толпу.
– Эй ты, рыло скоблёное! Куда лезешь?
Мизгирь отступил, получив толчок пятернёй в грудь. Начиная чувствовать подкатывающую злость, он поднял сердитый взгляд. Путь ему преграждал высокий крепкий юнец, со смаком посасывающий расползшегося петушка на палочке. Красные тяжёлые щёки юнца двигались вверх-вниз, продолжая глодать угощение.
– Не ворчи, злыдарь, – одёрнул юнца близстоящий лавочник. – Пропусти несчастного. Не видишь, что ли, калека стоит?
– Поглядите-ка, братцы! – из толпы донесся чей-то восторженный молодцеватый крик. – Как скоморохи кудесничают!
Мизгирь стыло усмехнулся. За годы, проведенные в Инверии, он и думать забыл, что в Савении слова «кудесничать» и «проказничать» имели один смысл. Для людей на этой земле, что истовые кудесники, что шумные скоморохи – все были приравнены к ходящим с нечистой силой.
Мизгирь двинулся в толпу. Когда ему уже стало казаться, что продвинуться дальше в толчее невозможно, головы перед его носом вдруг исчезли. Мизгирь увидел само представление.