Лучше уговорить себя вернуться в кровать и спать дальше. Даже если призрак деда попытается меня сожрать… То пусть, не жалко. По рукам и ногам разлилась слабость. Я легла обратно на свой матрас, натянула одеяло до самых глаз, и, сложив руки на груди, так как казалось, что именно оттуда из меня вытекает наружу сама жизнь, попробовала уснуть. Не добрый Морфей, к счастью, прилетел ко мне снова. Но перед этим я услышала стук в стену. Не громкий, но ясный. Помню, что высунула руку из-под одеяла и приложила ладонь к его источнику, будто пытаясь нащупать его. Или поймать.
Ч. 3.
Следующий день середины февраля был солнечным и уже бесснежным. Температура ушла в плюс. Остатки ледяной корки на земле стремительно таяли, создавая под ногами глубокие лужи с жидкой грязью.
Герман пригласил меня на прогулку. Герман – мой брат. Я восхищалась им и мечтала завоевать его любовь. Хоть на секунду, одну секунду! Он не был таким уж красавцем, но был уверен в своей красоте. Не был так уж талантлив, но был уверен в своей одаренности. Ладно, на самом деле он был дурак-дураком, но был уверен в своем уме. Откуда я это взяла, насчёт дурака? Слышала, как говорил о нас отец. Брат, Герман – старший дурак, а я, Рената – мелкая дура. Или тоже мелкий дурак. Частенько папа забывал, что у него есть младшая ДОЧЬ, и обращался ко мне в мужском роде.
Но вернёмся к брату. О себе он, конечно, говорил лишь в самой превосходной степени.
– А вот ты родилась тупой. А ещё вонючкой. Ты суешь руки в трусы. Я видел. Я расскажу родителям, что ты нас всех позоришь!
– Герман, научи меня английскому, – попросила я, прервав его очередной мерзкий монолог. – Я хочу узнать английские ругательства, тогда я стану крутой!
– Ты никогда не станешь крутой. Посмотри на себя: ты толстая и закомплексованная. Но… Так и быть, вонючка. Родители увидят, что я с тобой вожусь, и дадут мне денег на мороженое. Ты видела, какое мороженое есть в местном магазине? В шариках! Шарики кладут в хрустящий вафельный рожок и дают тебе. То есть мне. Ты такого точно не получишь.
– Ты заслуживаешь этого, Герман. Ты прав. Ты – не то, что я. Ты заслуживаешь самого лучшего в мире, Герман.
Я пытаюсь грубо подольститься к "самому лучшему" брату на свете. Ну же, полюби меня за то, что я люблю тебя, Герман. За то, что я готова подчиниться тебе, Герман. За то, что я готова унизить себя, возвысив тебя до самых небес, чёртов Герман! Но всё снова заканчивается не по-моему сценарию. Брат сводит брови к переносице, рот его черствеет, глаза полнятся злобой. Не обычной злобой, а из самых что ни на есть адских глубин. Две секунды, и зрачки Германа наливаются такой бешеной ненавистью, что я делаю шаг назад.