Когда обстрелы прекратились, Халеда поселили в уцелевшем домике на краю деревни. Отсюда открывался прекрасный вид на море. Крошечный садик перед домом весь зарос цветами. Надия надеялась, что в этом идиллическом уголке у Халеда быстрее проснется вкус к жизни. На это имелось достаточно причин: раны его заживали, и она проводила с Халедом каждую свободную минуту. Казалось, от его былой отрешенности вскоре не останется и следа.
А вышло все как раз наоборот, Халед часто мрачнел, замыкался в себе. Когда она его о чем-нибудь спрашивала, отвечал рассеянно и невпопад. И что самое обидное, Надия не могла найти этому объяснения.
Как-то он спросил ее:
– Когда ты собираешься уезжать домой?
Она не поверила своим ушам:
– Ты что, хочешь, чтобы я уехала?
– Я не хочу. Но если говорить откровенно, мне было бы спокойней знать, что ты далеко.
– Значит, тебе все равно, с тобой я или нет?
– Вовсе не все равно. Но у меня такое ощущение, что я могу накликать на тебя беду.
– Какую беду? Что со мной может случиться?
Он промолчал.
Надия долго терялась в догадках, что имел в виду Халед. Его странные слова не давали ей покоя. Наконец она решила объясниться с ним, поговорить начистоту.
– Ты уедешь со мной, Халед? – откровенно спросила она. – Я нужна тебе?
– Да. Я бы очень хотел уехать с тобой. Но думаю, что не имею права.
– Что значит «не имею права»? Тебя смущает, что я была замужем?
Халед от этого вопроса даже растерялся.
– Мне никогда не приходила в голову такая глупая мысль.
– Что же тогда?
– Дело как раз во мне. Я не могу быть с тобой. Это может для тебя плохо кончиться. Пойми, я как прокаженный: способен заразить любого, кто рядом.
– Какая-то мистика! – Надия была в отчаянии. – Халед, ты что-то скрываешь от меня!
– Скрывал, – горько сказал он. – Но больше скрывать не могу. Ты вынуждаешь меня сказать правду. Я уверен, узнав ее, ты отвернешься от меня. Все равно – слушай. Я совершил ужасные вещи…
Он замолчал, силясь собраться с мыслями.
– Но, Халед, если ты что-то совершил, нужно просить прощения у Бога и людей, а не зарываться в нору и не изводить себя угрызениями совести. Пусть ты понесешь наказание, но будешь прощен. Будешь жить как все нормальные люди – честно и спокойно. Нет такой вины, которую нельзя было бы искупить… И потом, мне кажется, что ты просто наговариваешь на себя.