На меня вожделенно смотрела она.
Одним глазом.
Второй глаз смотрел строго на нос. Брежневские брови вороньим крылом чернели над её похотливым взглядом, но всё равно казались ниточками на толстом и усатом лице девушки, тянувшей весом на полтора центнера. Она улыбнулась мне, обнажив крупные лошадиные зубы, и пошла, виляя внушительными окороками. Да, это вам не тощая Фира Филькенгауэр. У меня нехорошо засосало под ложечкой.
Девушку я узнал. Танька с одиннадцатого класса. В Доме пионеров участвовала в коллективе «А ну-ка, девочки!». Стайка бегемотов выходила на сцену и топотала мимо кассы под различную музыку. Танька была там самой худенькой, самолично участвуя в отборе товарок. Откуда в нашем маленьком городке столько страшных толстух, я понятия не имел. Но эта фурия сделала всё, чтобы быть там самой красивой.
Этим же вечером пришёл ко мне «на чай» сосед – вышеупомянутый политический скорострел и начальник гороно.
– Лёша, я обо всём договорился. Поступим так. Я убедил директрису, что тебе нужна социализация и полезные общественные нагрузки. Татьяна Кучмак из одиннадцатого «А» посоветовала, а я поддержал идею… – Тут Михаил Викторович сочувственно на меня посмотрел и покачал головой. – Придётся тебе играть Дед Мороза в новогоднем спектакле в Доме пионеров. Это тебе не школьная ёлка. Будут садики всего города и дети военных с подшефной части. Могу я на тебя рассчитывать?
– Да, Михаил Викторович, не подведу! – легкомысленно пообещал я, удивляясь такому активному участию жирной Таньки в моей горькой судьбине и вспоминая своё несостоявшееся выступление в садике. Как там по-современному говорят, оттопырив мизинец, – «гештальт»?
Через три дня я был уже на репетиции спектакля.
Что приятно, роль оказалась несложной. На самом деле мне даже не нужно было гримироваться. Я играл роль меркантильного мудилы, который шабашит Дедом Морозом, исключительно чтобы нажиться на бедных детишках, предоставляя им услуги класса «табуретка – стих – нассать под ёлку». Занавес открывается, я типа сплю, притопывает Танька в роли настоящего Деда Мороза, будит меня и методом словесного спора, а также вывалившейся из-под кафтана гранаты, прогоняет меня со сцены.
Драматургия зашкаливала, но куда деваться.
Ставил спектакль низенький такой мужичок с огромными очками в толстой оправе, кричавший нам с Танькой: «Вот! Верю! Настоящие таланты!» Мужичка звали Альфред Альфредович, а само представление было его дебютом на должности художественного руководителя Дома пионеров.