По просьбам и без них, он окунался в это великое созидание красочного мира, до беспамятства, уходом в самого себя. В царство красок его влекло всё, что он чувствовал, и рисовалось всегда, само собой, без остатка.
Долгое время зимы для него не было долгим и неуютным. К холоду он привык из самого детства, когда топить печь было нечем. Они, с матерью вдвоём, отправлялись в недалекий лес за хворостом и тащили будущее тепло на себе самих.
Вспомнилось, как прибежала заплаканная Дуся, и надрывно вырывая из себя слова, запричитала:
– Ой, Макарий, Макарий! И что же делается в мире таком? Хотят всех жителей выдавить из наших домов неизвестно куда! Туча целая прибыла этих, наехавших! Ой, немогу успокоится! Ходят по домам и толкуют, что всех нас переселят в посёлок, или ещё куда-нибудь, хотим мы этого, или не хотим. Это что же такое творится на свете белом? Говорят, что пройдёт трасса через нашу улицу и объезд совсем невозможен!
– А где же наши все? Испугались и затаились по углам?
– Не знаю! Гриша ушёл к ним, а я вот к тебе прибежала, – неожидано успокоившись, тихо прошептала Дуся.
– Хорошо! Я сейчас вот заканчиваю и приду к вам, посмотрим, что эти хотят, – ответил ей Макарий, и подумал:
«Эх! Не вовремя это всё, не вовремя! Только вознёсся в себе, как вдруг, что с обрыва!».
Улица была единственной из всего, что осталось от Затворки. Загорелся лес, и почти всё село зацепило пожаром, который достал до людских домов. Теперь Затворка, укороченное село с единственной улицей, на семь дворов. И ещё с конюшней, без коней-лошадей, что жилым домом стала для Макария.
К Макарию они зашли без стука и зова, бесцеремонно распахнув дверь настежь. Он только собрался идти к соседям, как втоптались с улицы невхожие люди. Совсем не по-домашнему взглянулись эти три человека в комнате красок.
Крепкий на вид мужчина, видать их начальник, сердито хмыкнул и жёстко огляделся вокруг. Серые глиняные стены, с еле заметной побелкой, потолок от сырости, в разводах и пятнах, что казалось: мгла караулит здесь всё и вся. Но, будто при этом всём, излучается здесь тайности праздник.
На самой середине этой неуютной комнаты висела на стене картина, которую не заметить нельзя. Эта картинная явь, выходящая за рамки представления о манере и стиле творчества, притягивала взор, словно магнитом, в тревожную силу восторга. В необъяснимую глубину смешанных чувств, из которых и выбраться никак, никогда, и незачем.