Галина увлеклась. И, слушая ее, Русаков понял, что она на его глазах становится тем самым Ромео, которого он никогда не сыграет, потому что на самом деле никогда не понимал этого сопляка, способного из-за какой-то, пусть даже очень красивой и богатой девки покончить жизнь самоубийством… но осмыслить странное ощущение он не успел, потому что его захлестнула мгновенная волна ненависти к своей жене.
Он вырвал руку и очень спокойно, глядя ей в глаза, сказал:
– Спасибо тебе за помощь, конечно, но все это зря!
– Почему зря? Почему? – не чуя беды, старалась возродить волю возлюбленного Галина.
– Так я же не девица, подмахнуть при случае не смогу, да и мама моя в кровати с большим начальником о моей судьбе словечка не замолвит, – и он, не обращая внимания на окаменевшую Галину, начал раздеваться.
– Можно? – открыла дверь Таисия.
– Можно. Заходи, – великодушно разрешил Русаков. – Вечером за вещами зайду, – предупредил он Галину и, запихивая рубаху в брюки, вышел из гримерной.
– Чего случилось? – вытаращив глаза, спросила подруга.
Галина только сейчас, поискав глазами стул, стоявший прямо за ней, медленно села.
– Поссорились? – пугаясь Галиного молчания все больше, расспрашивала Таисия.
Галя поднесла ладонь ко лбу, недоуменно посмотрела на подругу.
– Он бил тебя? – догадалась Таисия.
– Помоги мне, – попросила Галина и повернулась к Таисии спиной.
– Галька, не молчи ты, ради бога! Скажи мне, что произошло между вами! – взмолилась Таисия, расшнуровывая платье.
Галя вышла из платья, как улитка из раковины, и спокойно ответила:
– Детство кончилось, Тася. Я повзрослела.
Русаков пришел за вещами поздно и очень пьяный. Он повернул ушко звонка, и дверь сразу же открылась.
Суровый военный, взглянув на Русакова, брезгливо спросил:
– Вы кто?
– Русаков, – трезвея, ответил актер.
– Живете здесь?
– Я за вещами, – тихо ответил Русаков.
– Документы, – потребовал военный.
Русаков лихорадочно зашарил по карманам. Паспорт был в пиджаке.
Военный взял паспорт и пошел внутрь квартиры. Русаков, стараясь ступать неслышно, вошел в прихожую, робко кивнул, здороваясь с дворником и заспанной соседкой – понятыми.
– Где твои вещи? – спросил военный из комнаты.
– Вот… чемодан, – Русаков показал на фанерный чемодан, перевязанный веревкой, стоявший у дверей.
В квартире шел обыск. Тетушки в ночных рубашках с накинутыми на плечи платками и с перекошенными от ужаса лицами сидели рядком на кровати. Клавдия почему-то стояла за шкафом, как будто пряталась. Энкавэдэшники, перетянутые портупеями, с наганами в кожаных кобурах, заканчивали обыск.