– А пьеса? – поторопил его начальник.
– А пьесы нет! Говорит – материал собирает, – закончил Арсеньев.
– О чем пьеса, я запамятовал? – наморщил лоб начальник.
– О вредителях, – напомнил ему Арсеньев.
– Вот обманщик! – возмутился начальник управления. – Каждая газета заполнена статьями о вредителях. А он материал собирает!
– А что мы можем сделать? – развел руками Арсеньев. – Аванс он не вернет.
– И это возьмем на карандаш, – зловеще пообещал начальник, делая пометку. – Как Лактионова? – как бы невзначай спросил он.
– Нормально… репетирует Джульетту, – напрягся Арсеньев.
– Джульетту… – повторил в задумчивости мгновенно помрачневший начальник. – Сколько уже идут репетиции?
– Месяц – полтора… – осторожно ответил главный режиссер.
– Миша, – начал свою речь начальник, – есть такие моменты в жизни, когда от решения другой судьбы – зависит твоя судьба…
– Не продолжай! – попросил начальника Арсеньев. – Я этого не смогу сделать.
– Ты подумай хорошо, Миша… – попросил начальник.
– Я подумал, – прервал его Арсеньев. – Я не смогу!
– Лактионова, Мишенька, после разоблачения Косырева – это пятно на знамени театра! А знамя театра – это его главный режиссер! Вот так-то! – поучительно произнес начальник.
– Меняйте знамя, – переходя на «вы», предложил Арсеньев.
– Это не по-большевистски! – расстроился начальник. – Пятно со знамени надо смыть! Ты о зрителе подумай! – предложил Кононыхин. – Придет зритель в театр и вместо того, чтобы переживать печальную судьбу Джульетты Капулетти, будет думать о том, что эта Джульетта сожительствовала с врагом народа Косыревым! Ну какой тут, к чертовой матери, Шекспир?
– Коля, – неожиданно возвратившись к дружескому обращению, продолжил Арсеньев, – ты начальник всех советских театров! Человек честный и жесткий! Возьми грех на себя! Лактионова – актриса талантливая, я бы сказал… ей совсем немного до выдающейся актрисы! Таких сейчас нет! И ты хочешь, чтобы я ее уволил! Да еще по такой статье! А как мне жить после этого? Как остальным актерам в глаза смотреть? Как спектакли ставить? «Сеять разумное, доброе, вечное»?! Уволь… я не смогу! – закончил он.
– Это надо! – мягко сказал начальник. – Это жертва, которую необходимо принести. Пойми… иначе ты принесешь в жертву себя, свой театр и меня!
– Так спаси нас всех! – обрадовался Арсеньев. – И меня, и театр, и себя!