– И я вас знаю, – призналась Галина.
– Откуда? – удивился Ковров.
– В газетах ваши фотографии чуть ли не каждый день печатают, – объяснила Галина.
– Да, – вспомнил Ковров. – Почему вы такая печальная?
– Устала. Много работы, – соврала Галина.
– Репетиции! – сообразил Ковров.
– И репетиции тоже, – подтвердила Галина.
– Можно, я к вам в театр приду? – попросился Ковров.
– Ну почему же нет? – спокойно ответила Галя. – Приходите. Вам будут рады.
– Я к вам на спектакль хочу прийти… где вы играете, – настаивал Ковров.
– Вот с этим будет сложнее, – стараясь казаться беззаботной, ответила Галина.
– Почему? – не понял Ковров.
– Долго рассказывать, – попыталась улыбнуться Галина, – а в театр обязательно приходите. Театр хороший.
Сидевший напротив них летчик с обожженным лицом рассказывал своему соседу:
– Колеса шасси дисковые, и их гидравлика лучше, чем у американцев, да и у немцев тоже. Мы ихний «Юнкерс» испытывали… у нас гидравлика лучше…
Сумрачный дядька отвлекся от селедки и сурово сказал:
– Не болтай!
– Так он же в серии, – возразил ему обожженный, – уже на вооружение поступил.
– Все равно не болтай!
– Ладно… – обиделся летчик. – Нельзя – не буду. Но он все равно на вооружение поступил.
– Толя, спой, голуба! – попросил, пресекая нарождающийся конфликт, Костецкий, – а то сейчас как пойдут разговоры про шасси да винтомоторную группу… девчата же не на аэродроме, в конце концов, а в гостях!
– У летчиков в гостях! – задорно напомнила Таисия.
– Врачи, Тасечка, когда они вне лечебницы, никогда промеж себя о болезнях не говорят. Для этого есть работа! Так и летчики, когда собираются вместе, говорят о чем угодно, только не о самолетах, – развил свою мысль Костецкий.
– О чем же говорят летчики, если не о самолетах? – не отставала Таисия.
– О девушках, – совершенно серьезно отвечал Костецкий, – о кино, о прочитанных книжках, о театрах! Вот о чем говорят советские летчики, когда они на отдыхе. Толя, пой!
– Чего петь? – поинтересовался Ковров, принимая гитару.
– «Кармелу»! – на разные голоса просили летчики.
– Демьяныч, можно? – слегка кивнув в сторону девушек, спросил Ковров.
– Нельзя, конечно, – вздохнул дядька, – но уж больно песня хорошая… пой! – махнул он рукой. – Пой под мою ответственность!
Ковров, как человек, чувствующий аудиторию, запел не сразу… некоторое время он крутил колки, настраивая струны, взял два-три невнятных аккорда и только после этого, выдержав значительную паузу, запел…