– Я же сказал – вчера, – повторил Ковров.
– А? – восхитился Бернес, опять обращаясь к своим товарищам. – Одно слово – истребитель! Вчера женился, а сегодня в Ленинграде уже… в «Европейской» завтракают…
Бернес подошел к столу и нагнулся над ним, рассматривая:
– А что за гадость вы едите?
– Артишоки! – гордо пояснила Галина.
– Да? – удивился Бернес. – А что это?
– Марк! – негромко окликнул его невысокий полнеющий молодой человек в круглых роговых очках.
– Что? – беззаботно откликнулся Бернес.
– Я думаю, надо поздравить невесту, – мягко напомнил очкарик.
– Точно! – обрадовался Бернес. – Спасибо, Никитушка. Ну… – обернулся он к Галине, – давай целоваться, товарищ Коврова.
И троекратно поцеловал вставшую из-за артишоков Галину.
– Толя! – вдруг закричал он. – Ты знаком с моими товарищами? Знакомься, пожалуйста… который в очках, то композитор, Никитка Богословский. Сейчас он песню нам сыграет из кинофильма. Знатная песня получилась! Народ из кинотеатров выходит с нею на устах! Который хмурый – это, понятное дело, режиссер, Леня Луков…
Пока представляемые жали руки молодоженам, Бернес смотрел на следующего – улыбающегося человека в строгом костюме и с корзиной вина в руках, пытаясь вспомнить, как его зовут, но не вспомнил и спросил:
– Я извиняюсь, товарищ… запамятовал, как тебя зовут?
– Мустафаев, – напомнил, улыбаясь еще шире, человек. – Я из управления кинофикации по Ленинграду.
– Вспомнил! Вспомнил тебя, товарищ Мустафаев! – обрадовался Бернес. – Дай сюда! – Он принял от Мустафаева корзину и распорядился: – столы сдвигай!
– Нам к маме надо! – умоляюще напомнила Галя.
– Марк, нам к теще, – развел руками Ковров.
– А где мама? – расстроился Бернес.
– Здесь, на гастролях, в Александринском, – пояснила Галя.
– Я-то думал! – махнул рукой Бернес. – К маме успеем! Дорогу перейти! Никита, за рояль! Товарищ официант, всем артишоков!
Богословский сел за инструмент, сыграл вступление, и всенародный любимец Марк Бернес, разливая по бокалам вино, запел:
– В далекий край товарищ улетает.
Родные песни вслед за ним летят…
Кровать была размером с аэродром. К тому же с балдахином, стоявшим на четырех витых венецианских столбах красного дерева. Ковров присел на краешек и признался жене:
– Сам не ожидал. Я сказал, чтобы дали люкс, но я не знал, что у них такой люкс. – Жених казался растерянным.