– Развлекаешься, государь? – скупо улыбаясь, спрашивает он, намекая на прошедшее только что заседание боярской думы.
– А вот нечего было царя будить, – отвечаю с самым невинным видом. – Что нового-то?
– Да ничего покуда, – пожимает плечами старший судья недавно созданного приказа Тайных дел. – Разве что собирались недавно Лыковы да Плещеевы, и еще кое-кто, да толковали о семейных делах твоих.
Услышанное мне совсем не понравилось. Благоверная моя Катарина Карловна своим нежеланием менять веру подложила мне изрядную свинью. Теперь у моих «верноподданных» появился лишний повод шушукаться по углам, гадая, не станет ли наследником царского престола неизвестно где выросший и непонятной веры царевич. То, что я собираюсь всех этих болтунов пережить, и посему их это не касается, бояре как-то в расчет не принимают.
– Ну и до чего договорились? – хмуро спрашиваю, против своей воли представляя, как старшему Лыкову отрезают язык.
– Да как тебе сказать, государь… – пожимает плечами Иван Никитич, – сказывали, что кабы ты с царицей Катериной развелся, да женился на православной девице, так у тебя и наследник бы законный появился. Которого бы вся Русь приняла – от боярства и духовенства до черного люда.
– Эвон как… и невесту, мне, поди, уже подобрали? – поражаюсь я наглости заговорщиков.
– Не понял ты, государь, – мотает головой Романов, – они считают, что это укрепило бы твою власть, и хотят сего не допустить!
– Тьфу ты, пропасть! – в сердцах сплевываю я, – больно надо мне… Не собираюсь я с Катариной разводиться. Никуда она не денется: покочевряжится еще немного, да и приедет с детьми. Мне Густав Адольф обещал, что вскоре увижу и ее, и Карлушку и Женей.
Когда я говорю о своих детях, голос мой сам собой становится мечтательным. В последнее время нередко замечаю в себе не слишком свойственное мне ранее чадолюбие. Маленькие дети вызывают у меня просто какое-то невероятное умиление, на что стали обращать внимание и мои приближенные. Но на сей раз мечты разбиваются о хмыканье сидящего в уголочке Пушкарева.
– Чего хмыкаешь, кровопивец? – оборачиваюсь к нему.
– Гневаться не будешь, царь-батюшка? – расплывается Анисим в умильной улыбке.
– Не буду.
– Так ты, кормилец, это уже говорил, в прошлом годе. Ой, и в позапрошлом так же. Да и до того…
– Спасибо тебе, что напомнил, – хмурюсь я, понимая, что стрелецкий полуголова совершенно прав.