– Вот как… и что же это за фраза?
– Slovo i delo gosudarevo!
Услышанное оказалось столь неожиданно, что я не смог удержаться от смеха. Когда я наконец успокоился, Ян продолжил скорбным голосом:
– Сказать по правде, ваше величество, путешествие в кандалах не показалось мне смешным. Но, так или иначе, я добрался до Москвы…
– На счастье герра Петерсена, – пояснил продолжавший стоять рядом фон Гершов, – на заставе в тот день дежурили солдаты с немецким капралом. Он увидел закованного в кандалы европейца и спросил, в чем дело. А узнав, что это ваш человек, сразу же дал знать мне. Я приехал раньше, чем дьяк из Земского приказа, так что все закончилось благополучно.
– Закончилось? Как бы не так! – отозвался внимательно слушавший скорбное повествование шкипера Вельяминов. Никита не слишком хорошо понимал по-немецки, но, как видно, основное разобрал. – Теперь князь Лобанов-Ростовский на Кароля жаловаться будет за самоуправство; держись, полковник!
– Черт не выдаст, свинья не съест, – отозвался фон Гершов по-русски.
– Где письма?
– Их везли вместе с вашим человеком. На сумке ваш герб, и ни один ярыга## не решился открыть ее.
## Ярыга – здесь: мелкий служащий Сыскного или Земского приказов.
– Промокли, поди, письма, пока по морю плыл?
– Не знаю, – пожал плечами Петерсен, – сумка кожаная и крепко зашита. Я сделал все что мог.
– Ты сделал гораздо больше, чем в человеческих силах, мой друг, – сочувственно произнес я. – Ну-ка пойдем к думским, а то спят, поди, на службе, идолы бородатые!
Когда мы вошли в думную палату, настороженно переглядывавшиеся бояре дружно бухнулись в ноги. Разрешив подняться и занять места на лавках, я заговорил, показывая присутствующим на Яна:
– Сей человек есть мой вернейший слуга, по имени Ян Петерсен! За многие службы, ведомые моему царскому величеству, я жалую его кафтаном со своего плеча и шапкой!
Сказав это я принялся расстегивать свою одежду и через минуту накинул ее на растерянного шкипера под охи и ахи собравшихся. Оставшись в одной рубашке, вновь обернулся к думцам и продолжил:
– Кроме того, жалую его деньгами и дарю дом в Кукуе!
Бояре дружно кивают, тряся бородами, но Немецкая слобода – она вроде как и не Россия, а потому ни малейшего недовольства или зависти вызвать не может. В отличие от кафтана и шапки, награждение которыми – очень большая честь.