Первый балет прошел при общем невнимании публики. Во время антракта Регина, готовясь уже выйти на сцену, болтала с мужчинами в глубине своей ложи. Она обращалась с Ван Хубеном довольно резко, почти бесцеремонно, а с д’Эннери, напротив, весьма любезно, как женщина, старавшаяся понравиться.
– Регина, дорогуша, – сказал ей Ван Хубен, которого это явно раздражало, – берегитесь, как бы вам не вскружить голову этому мореходу. Вы должны понимать, что после года одиночного плавания мужчина легко воспламеняется!
Ван Хубен всегда громко смеялся над собственными остротами, даже самыми вульгарными.
– Милый мой, – отозвалась Регина, – если бы вы первым не хохотали над своими шутками, я ни за что не догадалась бы, что вы стараетесь быть остроумным!
Ван Хубен вздохнул и сказал с наигранным огорчением:
– Д’Эннери, послушайте моего совета: не теряйте голову из-за этой женщины. Я свою уже потерял и теперь несчастен, как груда камней… драгоценных камней, – закончил он с улыбкой, отвесив неуклюжий поклон.
Тем временем на сцене началась демонстрация туалетов.
Каждая из конкуренток показывала свой наряд около двух минут: прохаживалась взад-вперед, садилась, разворачивалась во все стороны, как это делают манекенщицы в салонах готового платья.
Близился черед Регины. Девушка встала.
– Мне почему-то страшновато, – проговорила она. – Если я не получу первый приз, то застрелюсь, ей-богу застрелюсь. Месье д’Эннери, за кого вы болеете?
– За самую прекрасную, – ответил тот, поклонившись.
– Но что вы скажете о моем наряде?
– Наряды мне безразличны. Главное для меня – красивое лицо и грациозная фигура.
– Что ж, – ответила Регина, – в таком случае вы можете восхищаться очарованием юной особы, которой сейчас аплодирует зал. Это манекенщица модного дома «Черниц»; в газетах писали, что она сама придумала свой наряд и доверила его шитье своим подружкам. Она просто прелесть, эта девочка!
И в самом деле, юная манекенщица – тоненькая, изящная, с благородной осанкой – являла собой олицетворенную грацию, а платье, облегавшее ее хрупкую фигурку, – очень простое, но безупречно скроенное – свидетельствовало о тонком вкусе и богатом воображении его создательницы.
– Это Арлетт Мазаль, не так ли? – спросил Жан д’Эннери, просматривая программку.
– Да, – ответила Регина.
И добавила, без малейшей неприязни и зависти: