– Как же вы без собаки то живете? Ограбят и не заметите, – прогремел знакомый мужской голос.
Глаша стояла на том же месте, не смея пошевелиться:
– Ефим?
– Я, Глашенька, я – он скинул с плеч вещмешок и тихонько подошел к зыбке – Чей это? Не уж то Фроськин?
– Ефим. Ефим…– она робко подошла к нему, тронула его за рукав, как будто не веря своим глазам – Живой…
– Ну как же, живой. Стою перед тобой. Обнимемся хоть что ли?
Глаша все еще не веря в происходящее, не уверенно обняла мужа, хотела было поправить левый его рукав, да ладонь провалилась в пустоту.
– Руку, как видишь, не отрастил, – усмехнулся он – Покормишь?
– Ты проходи, садись. Я все сейчас сделаю.
Как будто во сне, она стала метаться по избе от печи к столу. Глаша быстро достала из печи чугунок с кашей, полила постным маслом, нарезала хлеб, нарвала зеленого пахучего лука на подоконнике.
– Ой, растяпа, соли забыла дать, – сама себя выругала Глаша.
Из подпола принесла в миске остатки квашеной капусты и початую бутылку самогонки. Подала все это на стол и снова встрепенулась:
– Ты обожди, я блинов сейчас быстро испеку, – она зашуршала и загремела у печки – Вот сейчас и щи готовы будут. Ты ешь, не уходи. Не уходи…
– Да куда же я пойду? За тобой я пришел. Не возьму я в толк, какая кошка между вами пробежала? Чего ты здесь живешь, а не дома? И мать молчит. Вот и пришел домой, а дома и не ждут – сказав это, Ефим взял молодой лук и, макнув его в солонку, смачно захрустел.
– Да как же не ждут! Ждут! Я и бумаге той не поверила. Все ждала тебя.
– Какой бумаге?– не прекращая жевать, с удивлением спросил он.
– А такой. Написано там было, что пропал такой-то без вести, то есть ты.
– А с матерью чего не поделили?– он отодвинул тарелку с луком в сторону и посмотрел на Глашу.
– Да тебя, стало быть, не поделили.
– Не пойму я тебя. Ты ясней говори. Не наводи тумана.
– А вот и говорю. Я после той нашей встречи понесла от тебя. Сын это твой в зыбке. Ваней зовут. А мать твоя, гулящей меня называла, поносила на чем свет стоит, и из дому выжила. И ты теперь мне не веришь? То же гнать будешь?– Глаша застыла на месте, в ожидании ответа.
Ефим скрутил козью ножку и, зажав её в зубах, задумался:
– Стало быть, сын. А чего ты об этом не писала?
– Да я-то писала, да только ты не отвечал.
– Вот как бывает. Ну, славу богу все живы, а большего мне и не нужно. Глаша, ты посиди рядом. К черту эти блины.