Фалгар еле заметно махнула рукой, приглашая следовать за ней. Медленно развернувшись, она неспешно двинулась к каменной лестнице с широкими периллами, которой пользовалась прислуга. Владыка, по-прежнему слегка покачиваясь на нетвёрдых ногах, ненавязчиво пристроился слева от неё, готовый в любой момент подхватить мать, если той вдруг станет дурно. Он хмурил кустистые брови и недоверчиво фыркал, однако молчал: покои Госпожи находились на шестом этаже, и Владыка справедливо опасался, что она не дойдёт. Ему не нравилось, когда мать заставляла себя что-то делать через силу, когда скрывала от него плохое самочувствие, и бодрилась, желая показать, что она в полном порядке. Владыка этого не понимал и считал совершенно неуместным.
На втором этаже Госпожа смертельно побледнела. На третьем уже не могла скрывать сбившееся дыхание. На четвёртом она едва не упала, совершенно обессилев. И всё это время она тратила драгоценные силы на пустой разговор! Спрашивала, как дела, рассказывала о всех событиях в замке, произошедших за время отсутствия Владыки, говорила о погоде и прочей чепухе, чем сильно злила Зверя. Нет, он любил слушать мать и делал это с превеликим удовольствием, но только когда она сидела в кресле с очередной чашкой отвара, а не когда пыталась так глупо подняться по лестнице! Сейчас он злился не неё и даже не на её глупые разговоры, он злился на её болезнь и на собственное бессилие. Увидев, что мать пошатнулась, готовая упасть, он, не проронив ни слова, вцепился в её предплечье, ненароком распоров рукав острыми когтями. Тихо выругавшись на собственную неуклюжесть и с превеликой осторожностью оплетя мать серебристыми щупальцами, Владыка взмыл ввысь, легко прошёл через толстые каменные перекрытия, метнулся вперёд и влево и мягко опустился перед огромным мягким креслом в покоях Госпожи. Смущённая Фалгар не успела скомкано поблагодарить его, как ей на колени опустился безразмерный саквояж с лекарствами, а сын, ушёл в соседнюю комнату за специальным столиком, оставив мать рыться в склянках, пузырьках, баночках и мешочках.
Внезапно небо почернело. В следующий миг всё заволокла густая, непроглядная тьма. Фалгар дотронулась пальцем до ресниц на правом веке и поняла, что пальца не видит даже с такого расстояния. Тьма была… никакой. Ни удушающе горячей, ни душной, на обжигающе холодной, ни промозглой. Она просто была. Бархатистыми лапами касалась щёк, лба и рук, ластилась к боку и вилась в ногах. Когда глаза привыкли, Фалгар смогла различить завихрения. Тьма была живой. Она скручивалась в столбы и изгибалась в причудливом танце. У Неё не было глаз, но Она бросала на Фалгар тысячи взглядов. У Неё не было тела, но Фалгар явственно ощущала её присутствие. У Неё не было голоса, но Она говорила тысячами голосов, раздающихся во всех уголках мира.