Кисти рук и пальцы у обратившего зверя были тёмно-бардовые, почти чёрные, глянцевые и гладкие, покрытые костистым панцирем. Кисти больше всего напоминали рыцарские доспехи – сгибались пополам и соединялись внахлёст. Сами пальцы, также похожие на железные перчатки, были чересчур длинными для нормальных. Они сужались на конце до игольной остроты, образуя из последних фалангах гнутые когти. Ближе к локтям панцирь сливался с кожей, очень прочной, но на вид вполне живой и человеческой, разве что неестественно гладкой.
Владыка едва стоял на ногах – сказывались и недавняя битва, и почти год в шкуре зверя: он отвык ходить на двух лапах.
Когда он перевоплотился, а Морана допела последний куплет, дверь с тихим скрипом отворилась, и они зашли внутрь. Стоило Владыке переступить порог, как его окружило около дюжины огненных полудухов. Все они походили на Морану и все были рады возвращению своего Владыки. Они с горящими восторгом глазами кружили вокруг него в восхитительном сверкающем танце. Внезапно, духи расступились, пропуская вперёд красивую светловолосую женщину, одетую в тёмно-зелёный бархат и белую парчу, расшитую серебряными нитями. Женщина была болезненно бледна, её синие глаза запали и стали почти чёрными. Было видно, что ей тяжело дышать. Но её взгляд! Внимательный и цепкий, не упускающий ни одной детали. Точно такой же был у Зверя.
Лано замолкли и вместе с Владыкой почтительно склонили головы перед Госпожой.
Фалгар приветствовала сына сдержанным кивков. Она была рада видеть его, но ужасные рваные раны заставляли её сердце болезненно сжиматься. Наследник опять ввязался в бой! Да, он победил и вернулся, но разве объяснишь это матери, встретившей искалеченного сына после долгой разлуки? Чтобы не проявить слабость, Фалгар набросила на лицо заклятие. Замораживая кожу, это заклятье позволяло лицу застыть маской холодного спокойствия. Но Владыка уловил её беспокойство. Он по-звериному дёрнул головой, повёл носом и втянул воздух, раздувая ноздри, но всё ещё не решаясь поднять головы. Мать едва ли доходила ему макушкой до грудины, но никогда не задирала голову, чтоб посмотреть ему в глаза. Она видела и знала всё и вся, таков был её дар. Зверь любил и уважал мать более всех прочих и очень жалел, что даже она не может смотреть ему в глаза.