О детях Кощеевых - страница 41

– Послушай, – вздохнул Кощей. – Я повторюсь. Родовые проклятия – вещь темная и плохо подлежащая исследованиям. И те предположения, что я выдвинул, – всего лишь предположения.

– А если нет? Если проклятье передастся? Как я должен позволить кому-то забеременеть от меня, зная, что такое возможно? Как мне потом смотреть в глаза матери этого ребенка? А в глаза ребенку?

Демьян встал, походил по кабинету. Взглянул в зеркало, отражавшее ту сторону, а не эту. Опустил глаза в пол.

– Мама как-то обмолвилась, что существует зелье, способное рассказать о прошлом человека. Это правда?

– Да.

– Оно может рассказать о моем прошлом? О том, кто мой отец и как я получил проклятье?

– Да.

– Вы знаете, как его приготовить?

Кощей помедлил, прежде чем ответить.

– Иногда прошлое дает нам не ответы, а новые вопросы. Ты уверен, что готов?

– Абсолютно.

– Хорошо. Я помогу тебе с этим. А пока подумай насчет Евдокии. Разумеется, уговаривать я не буду.

Демьян кивнул.

В парке при Конторе было тепло, свежо, зелено и спокойно. Хорошо, одним словом. Почти как в лесу, что в родном Яшином мире начинался сразу за отцовским теремом. Разве что ягоды здесь не собрать, да и идти – далеко не уйдешь, но всё равно это место мирило Якова с тем, с чем ему нынче довелось столкнуться. Тут можно было немного передохнуть от всего нового и незнакомого. Он уже даже начал думать, что здесь, возможно, не зря посадили березы. И может быть, сделавший это тоже тосковал по родным краям. Стоило закрыть глаза, прислушаться к шороху листьев, и начинало казаться, что ты вернулся домой.

Этим Яков и занимался, сидя на лавочке в ожидании Клима, которого Грач сегодня пригласил на индивидуальную тренировку. Он попытался было работать, но быстро осознал тщетность своей попытки. В голове роились совсем другие мысли.

Вчера Яра, как и обещала, сводила его в город. Клим с ними идти отказался, и она провела экскурсию по музеям и выставкам. И в конце дня, проведенного с тетей, Яков неожиданно остро осознал, как сильно не хватает ему родных рядом, не хватает возможности перекинуться парой слов, коснуться мимоходом, да просто знать, что они поблизости. Оставляя свой мир, покидая суетный родительский дом, в котором вечно кто-то кричал, плакал, требовал, просил с ним поиграть или починить игрушку, бегал, шумел, в котором его то и дело просили помочь, подсобить, в котором всегда была работа, – покидая его, он думал, что наконец-то обретет долгожданную тишину и спокойствие, но на деле тишина давила, и теперь Яков ощутил, что скучает по братьям и сестрам, по вечному гулу их голосов, по их просьбам, по их потребности в нем.