В этой части Дании много небольших островков, они выглядят как скалы, торчащие из моря, не более того. Один из таких островков расщеплен надвое, как подставка под один-единственный тост. У основания скалы разлом расширяется, образуя пещеру. Или лучше назвать это гротом? Укромное место с песчаным полом. Биргитт нашли в этом гроте через три дня после того, как ее видели в последний раз. Она была там одна. Внутри была найдена еда и теплые одеяла. По внешнему виду Биргитт нельзя было сказать, что она как-то пострадала.
Она рассказывала всем историю о том, как ее позвал за собой житель морских глубин, и она последовала за ним. «Как вы добрались до острова? Вплавь?» – спрашивали взрослые. Нет, отвечала Биргитт, на лодке, он греб, а она указывала путь к скале. Полиция опросила всех до одного владельцев лодок, кто физически мог сидеть на веслах (то есть практически все мужское население острова, где Биргитт жила с бабушкой и дедушкой). Девочка не могла описать этого человека, говорила только, что это был морской житель, глубоководное существо. К тому же совершенно невозможно было установить связь между кем-то из мужчин и одеялами и едой, найденными в гроте. Поиски похитителя продолжились и в материковой части Дании. Под подозрение попали многие ни в чем не повинные мужчины и с острова, и с материка, кому-то из них до конца своих дней не удалось убедить людей в своей невиновности. Но никого так и не задержали.
Став взрослой, Биргитт признавала, что никаких морских людей не существует, что в лодке на остров ее увез простой смертный на двух ногах. Но глубоко в сердце она все равно верила в свою историю. Вслух она никогда этого не признавала, но я прожил с ней тридцать лет и любил ее, поэтому считаю себя вправе это утверждать. Моя жена не верила, что является частью этого мира, как другие люди. Она родилась на свет, чтобы жить в одиночестве, хорониться в укромных местах, и люди, которые создавали такие места, были из другой субстанции, не такими, как я, как все остальное человечество. Ее мама и житель морских глубин были для нее реальными, а я и наши дети – нет. Она играла с нами в дочки-матери, в счастливую семью, но мы были всего лишь игрушками. Реквизитом, который помогал ей притворяться обычным человеком. Когда игра становилась невыносимой, она оставляла нас. На несколько дней, на неделю, однажды больше чем на два месяца. Я никогда не знал, куда она пропадала, но понимал, что она ищет. Ей нужна была дверь в реальный мир, где жил ее глубоководный друг. И с годами это томление становилось все сильнее.