– Со мной? – удивилась Джейк. Визитеры никогда не заказывали индивидуальных экскурсий с ней, потому что она была лет на десять старше других гидов, а такие путешествия с девушками помоложе интересовали исключительно мужчин. Ее рассеянная мысль остановилась на знаменитости, входившей в состав сегодняшней группы – Корбине Галланте, о визите которого она узнала за обедом от вновь прибывших гидов, говоривших о нем с придыханием. – Для кого?
– Точно не знаю, – ответил Давыдов. – Но кто-то из руководства Корпорации специально заказал экскурсию с тобой. Поэтому мне нужно, чтобы завтра ты одарила его традиционным гринвудским шармом.
Пока Джейк торопливо шагала к помещению склада, чтобы успеть до его закрытия, в голове ее роились мысли о ничем не подтвержденных пересудах, относившихся к индивидуальным экскурсиям. Говорили, например, что после недолгой прогулки среди деревьев одна девушка – лесной гид, чье имя не разглашалось, – за пять тысяч долларов сделала массаж с кедровым маслом саудовскому принцу, занимавшемуся солнечными батареями. Джейк стало стыдно при мысли, что она, возможно, сделала бы то же самое, поскольку на следующий год проценты по студенческим займам должны были составить ее двухнедельную зарплату. Наверное, жизнь ее сложилась бы по-другому, если бы она жила на деньги семьи, как Тори и другие новые лесные гиды. Но ничто лучше бедности не учит нас тому, какой роскошью на самом деле являются честь и достоинство.
Когда джасинде гринвуд было восемь лет, ее мать Мина Бхаттачарья – первая скрипка симфонического оркестра Лос-Анджелеса – возвращалась домой в Нью-Йорк с сольного концерта в Вашингтоне. Электропоезд, в котором она ехала, сошел с рельсов и упал с двенадцатиметровой высоты на оживленную автостраду, проходившую под железной дорогой. Ее тело нашли на разделительной полосе между проезжими частями автотрассы, ведущими на север и на юг, череп был пробит, но очки для чтения каким-то чудом уцелели и остались на месте. Смерть матери слишком рано в жизни Джейк показала, насколько хрупко человеческое тело, и продемонстрировала, что наша быстротечная жизнь может прерваться в любой миг так же внезапно, как хлопает дверь при случайном порыве ветра.
После гибели матери мир Джейк стал черно-белым, лишившись красок. Она стала реже кушать и говорила только шепотом. Ее отослали в Дели на воспитание к дедушке с бабушкой, которые были государственными служащими. Они жили в южной части города в районе, заселенном представителями среднего класса. Джейк сразу же стала скучать по Америке. Четкие линии американских тротуаров, узор кетчупа, выдавленного на картошку фри, – эти воспоминания были для нее как врезавшиеся в кожу шипы, от которых ей не удавалось избавиться. Но больнее всего было без доносившихся из соседней комнаты мелодий материнской скрипки, баюкавших ее напевов, которые почти не отличались от звуков маминого голоса.