– Хороший вопрос. И ответ на него простой: ты эту лямку не потянешь – сопьёшься к чёртовой матери, причём быстро. По себе знаю… И чем закончилось?
– Быстро поменяли эту квартиру на Пермь, и они с сыном уехали.
– А сам что?
– Что-что. Остался на улице. В институте моей новой просьбой возмутились: «Вам только что давали!»
Тёзка опустил свои заботы (над другим издеваться проще):
– А как же с твоим долгом?
– На долге долго не усидишь, свалишься, короче – свалишь. Жена быстро вышла замуж, переехала во Владивосток, где у него работа. Я туда летал.
– Зачем?
– Не к ней же, посмотреть, что с сыном. Вроде нормально. Через несколько лет развелась, и они вернулись на родину.
– У меня остался один вопрос. Какие были проблемы с докторской?
– Если имеешь в виду колбасу, то проблем не было, закусывали. С диссертацией их тоже не было.
– И где она?
– Раз уж ты всё про выбор, то из-за него и нету. Мне денег хватало. А ребята хотят купить что-нибудь, в отпуск слетать не абы куда, а в приличное место, да ещё с детьми. Откуда деньги? Премия. Найдёшь хорошие контракты, и она – в два-три раза больше. Контракты – это полёты, выпивка. Вот и выбираешь: плюнуть на ребят или на докторскую. Я и выбрал. Когда оттуда увольнялся, то они мне сказали: «Мы здесь обойдёмся, всё налажено. За тебя обидно. Докторскую откладывал, откладывал. Если, на наше счастье, вернёшься, то обяжем защититься».
Перебили разговор о театре, но хочу обратить внимание на другой театр, по Шекспиру: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры». Избитая фраза, но ведь не просто так его театр назывался «Глобус». Спектакль о любви в нём играют двое. Чтобы кого-то туда принять, его нужно понять. Хотя многие поступают наоборот – сначала принимают, тогда на спектакле учатся. У Хемингуэя получилось с четвёртого раза. Почему бы и мне не написать пьесу про любовь? Каждый пишет для себя сам; если повезёт – то вдвоём. Тогда обоим понравится.
Вот её страницы. Они не первые. На самом деле, всё началось с нежданного «знакомства». Я не понимаю до сих пор, почему так упорно старался его не замечать. Не зря Сергей удивлялся.
В настоящем театре, куда достал билет, сидим мы недалеко от прохода. Мне неловко обращаться на «ты», но в институте я со всеми на «ты», кроме генерального. Две пары остановились напротив. Привстаю, думал, что им нужно пройти по нашему ряду дальше. Один махнул рукой, мол, спасибо, нам не сюда, и что-то обсуждает, глядя на нас. Я не прячу усмешку. «Ты ошибаешься» – вот оно, первое «ты», сказанное Ирой. Поражаюсь не внезапному уходу с «вы», а её пониманию. Моему удивлённому взгляду она не сразу, но всё-таки отвечает: «Завидуют не тебе, а нам». Внутри у меня ёкнуло: «нам» – какое восхитительное слово, не найти прекраснее. Неужели мы вместе?.. Стоп! С чего ты взял, будто она нас объединила? Объединили те, кто на нас смотрит, она всего лишь заметила, что со стороны мы как минимум неплохо смотримся, и всё! Не обольщайся. Впрочем, и это неплохо. Была любимая поговорка: «какие наши годы», но мне она уже не подходит.