– Это правда, моя любимая? – спрашивает князь свою дочь, которая снова смотрит мне в лицо, чтобы изобразить обман более достоверно. Сама она уже знает, что я вру.
– Да, мой князь, – теперь солгала и она. Я чувствую, что она на меня сердится. Она расстроена, потому что я заставляю ее вести себя нечестно, а, в отличие от меня, Авиелл – прирожденная хранительница истины.
– Тогда уходите! Завтра рядом с тобой будет Нат, и я ожидаю лучших результатов в чтении апокрифов!
Я киваю, кланяюсь и жду, пока Авиелл выйдет первой, чтобы я могла за ней последовать.
Она идет очень быстро. Почти бежит, но при этом выглядит элегантной наследницей престола, кем она и является, а я все сильнее чувствую ее гнев на меня.
Когда мы приходим в ее покои, она закрывает дверь и прислоняется к ней спиной. Отдышавшись, она сердито поворачивается ко мне:
– Что ты наделала, Навиен?
Она касается своей груди, будто корсет давит на нее, лишая воздуха, необходимого, чтобы в полной мере выразить свой гнев.
– Я не могла…
– Что ты не могла сделать?
– Если ты не будешь меня перебивать, Ави, я тебе объясню, – раздраженно отвечаю я.
Она успокаивающе поднимает руки, а потом опускает их обратно на свою широкую золотистую юбку.
– Извини.
Она подходит ко мне, касается мягкой рукой моей щеки и печально мне улыбается. На ее правой щеке появляется ямочка. Так же как у меня, когда я улыбаюсь. Наверное, это единственное, что в нашей внешности есть общего.
– Эти слова запретили мне их произносить. Это было… будто они собирались перерезать мне горло.
– Что это были за слова? – спрашивает Ави и усаживается в красный шезлонг перед большими белыми стрельчатыми окнами.
Родившийся первым второго спасет.
Их души едины, их боль не убьет.
Смерть будет искать тебя, но не найдет.
Правление света тебя уже ждет, —
повторяю я, вставая напротив.
Авиелл прикусывает нижнюю губу, размышляя.
– Это о героях?
Я пожимаю плечами и на мгновение опускаю голову.
– Я не хочу, чтобы ты всегда защищала меня, Ави. Я демон. Это я должна защищать тебя.
– Не говори глупостей, Нави. Ты знаешь, что я считаю иначе.
Ее взгляд становится печальным. Потому что независимо от того, как она все это видит, это правда, и однажды она тоже родит первенца, которого будут презирать, как демона, и оставят в живых только для того, чтобы он мог защищать второго ребенка.