Какая-то женщина уселась на подлокотник рядом, мешая моему чувственному созерцанию.
– Что ты делаешь? – спросила я по-немецки. На иностранном языке было легче проявлять агрессию.
– Я пишу диссертацию, – просто сообщила она. – Ты, должно быть, слышала поговорку «не ножа бойся, бойся языка». Что ж, в последние годы ее употребление исчезло из массовой литературы. Зато свое место заняло сравнение пера с пистолетом. Я думаю, это отражает растущее осознание того, что писательство убивает быстро и на большом расстоянии. Литература убивает не читателя, как можно было бы ожидать, а персонажей, которые ничем не отличаются от реальных людей. За каждым персонажем скрывается обычный человек, чья незыблемость нарушается в процессе литературного преображения. Каждая черная буква на белой странице – это пуля.
Она, должно быть, решила, что я хотела спросить: «Чем ты занимаешься?» Я была возмущена, потому что каждый в теории знал, кто из присутствующих чем занимался.
– Зачем ты изучаешь литературу, если ненавидишь ее? – спросила я раздраженно.
– Ненавижу? – Женщина повертела это слово во рту, как будто оно было камешком, который попался ей в тарелке с едой. – Кто говорит о ненависти? Нет, я не испытываю ненависти к литературе. – Потом она заявила, что я должна прочитать какого-то теоретика. – Будь уверена, ты никогда больше не посмотришь на книгу как раньше.
– Мне это не нужно, – дернула плечом я.
Женщина не ответила, посмотрела в другой конец комнаты. Мы с ней никогда бы не сошлись во взглядах. Так было с большинством людей.
– Откуда ты его знаешь? – спросила она, глядя на Мастерсона.
– Я его сестра.
– Странно, – неуверенно произнесла она, снова повернувшись ко мне. Я чувствовала, как ее глаза скользят по моему лицу. – Он никогда не упоминал, что у него есть сестра.
– Я приемная. Мы давненько не виделись.
– Оу. – Ее голос прозвучал ненамного спокойнее. – Откуда ты родом? Я имею в виду, откуда твои биологические родители?
– Я не знаю.
– Ты могла бы сделать генетический тест, чтобы выяснить это.
– Я – это не мои клетки.
– Тогда кто ты?
– Ну, а кто ты?
– Мои клетки в обобщенном смысле зовут Лиз. Они из Гейдельберга.
Только тогда я поняла, кто она такая. Мастерсон рассказывал мне невероятные истории о Лиз. Год назад пики и спады их отношений достигли такой амплитуды, что за один только час он испытывал то желание жениться на ней, то чувство тошноты от звука своего имени из ее уст.