Я достигла максимального количества символов, нажала «Отправить» и смотрела, как мой текст исчезает в потоке гораздо более содержательных сообщений.
– Так много английского, – рассмеялся Мун. – Мне нужно воспользоваться переводчиком. – Он повозился со своим телефоном и прищурился. – Судя по тому, что я вижу, вы либо поэты, либо идиоты. А здесь? Это даже не перевод. Это просто корейское начертание английских слов. Должно быть, у этих английских слов нет аналогов в корейском. Боже мой. Что это за непостижимую вещь вы хотите мне сказать?
Мун тихо застонал. Чувствуя, что он скоро отключится, я умоляла его опустить телефон, чтобы почувствовать его лицо еще ближе к своему. Он застыл, будто встретившись со мной взглядом, и послушно улыбнулся, а мне захотелось раствориться в бархатной тьме его улыбки. Затем все видео расплылось.
Его левый глаз заполнил весь экран. Он был широко раскрыт и напряжен. Я поняла, что Мун больше не улыбается. У меня было странное чувство, будто он всегда был здесь, в моей постели, хоть и находился за тысячу километров отсюда, в Дубае. Этот глаз всегда прятался среди усталых складок моих простыней, всегда пристально следил за моей маленькой жизнью, прятался даже за темной стеной у моей кровати по ночам. Я придвинулась ближе. С той стороны экрана находился весь остальной Мун, его шея, все его тело. Мы смотрели друг на друга, не двигаясь и не произнося ни слова. Я знала, что лучше не думать, что он прочитал мою просьбу, а тем более решил покориться ей. Но это не имело никакого значения. Мне не нужна была безумная удача, чтобы остаться с ним наедине.
Я мысленно обвила руками его шею и крепко прижала к себе телефон, отгораживая нас от окружающего мира. В моей комнате было тепло от обогревателя, а свет – приглушен. Изображение было настолько размытым, что я не могла сказать, где заканчивалась коричневая радужка и начинался черный зрачок. Меня гипнотизировала абсолютная тьма его глаз. Но чем больше я в нее всматривалась, тем больше цвета я видела. Вдруг глаз отделился от Муна, став отвратительным иероглифом.
– Простите меня, – сказал он. – Но у меня так устала рука. – Его глаз закрылся; экран потемнел. Простыни подо мной внезапно похолодели. Мун продолжил. – Я очень устал. В моем желудке верблюжье мясо, но в голове… там ничего нет.