В том магазине работал дядя Филина, не служивый, отсиделся из-за якобы проблем со здоровьем. Филин яро ненавидел его, как и всех тех, кто оставался в тылу. Сильнее он ненавидел только тех, кто уехал от войны за границу, а по ее окончании вернулся на родину. С теми у Филина был короткий разговор: с правой между глаз, обчистить бумажник и пригрозить смертной казнью, если им повезет встретиться вновь.
Филин получил свой позывной благодаря тому, что чаще других оставался дежурить ночью и всегда был начеку. Казалось, его не брал сон: когда темнело, усталость сходила с его лица, и Филин готов был рваться в бой. Среди солдат ходили слухи, будто тот видит в темноте.
Жигуль припарковался около 22:00. Свободного места было много, ничто не должно было помешать им рвануть с места в ту же секунду, когда все окажутся на своих местах. Для преступления время было еще раннее, но Филин все рассчитал: он хотел приехать пораньше, чтобы проследить за магазином и оценить обстановку.
Два часа ожидания не прошли даром. Нервы Филина успокоились. В магазине не было ни души, ни света. Редкий прохожий прогуливался в столь поздний час. Все должно было пройти гладко. Филин вышел из машины, открутил номерные знаки и вернулся назад. Выкурив две сигареты, он сказал:
– Идем.
Четверо в масках вышли из машины. Слон остался в салоне, перелез на водительское место и вцепился в руль, выжав сцепление. Он готов был рвануть в любую минуту. Филин взял всю грязную работу на себя: разработал план, достал машину, вскрыл дверь магазина.
Тени растворились во тьме. Лишь фонарный свет едва освещал прихожую магазина. Банда действовала наощупь. Слон знал, что в случае опасности, он должен включить фары. Это был знак, что остальным нужно как можно скорее возвращаться.
Рома не видел, что клал в мешок. Главным было – сохранить вид товара, чтобы его можно было перепродать. Рома не стал углубляться в стеллажи, оставаясь на зримом расстоянии от выхода. Он оглядывался, видя, как Слон теребит кожаный руль, и представлял, как тот раздражающе скрипит.
Где были остальные, Рома не знал. Несколько раз он замечал мелькавшие тени, но ничего не мог разобрать в темноте. Времени было слишком мало, все ориентировались на биологические часы, которые за годы, проведенные на фронте, настроились не хуже швейцарских. Четыре минуты были уже позади, а Рома наполнил мешок почти до отказа.