Плеча касается чья‐то ладонь. Обернувшись, Тея натыкается на Корнелию. Лицо ее – суровая, как никогда, маска. Служанка поднимает золотое платье Ребекки со стула, на котором его бросила Тея.
– Тея, пойдем, – шепчет Корнелия.
– Но…
– Нет. Пора собираться. Ты услышала достаточно.
Особняк Клары Саррагон – самый новый на Принсенграхт, его достроили только в конце 1704‐го, чтобы семья въехала к Рождеству. Это огромный дом из черного кирпича, с двойными дверями посреди фасада, с резными букетами каменных цветов под каждым высоким окном и херувимами над ними. За каждым стеклом горят канделябры, по обе стороны входа пылают факелы и стоят два одетых в ливреи лакея, чья кожа сияет на свету.
Нелла, Отто и Тея колеблются у подножия каменной лестницы. Они стоят на краю пропасти, и все же единственный путь – это наверх.
– Час, – говорит Отто. – Я проведу там лишь час.
– А вдруг тебе даже понравится, когда ты окажешься внутри, – отзывается Нелла. – Думай о том, какой вкусной будет еда. На здешней кухне, наверное, трудится целый батальон.
– У нас и дома прекрасная еда, – возражает Отто. – Зачем она вообще нас пригласила? Поглазеть?
– Отто, прошу тебя. Не сейчас. Пойдем. Мы мнемся снаружи и выглядим нелепо.
Они преодолевают девять ступеней, проходят мимо лакеев, что смотрят вперед так, будто троица невидима.
– Какой в них смысл? – бурчит Отто в главном холле. – Живые статуи? Часть представления?
– Ты будешь себя так вести весь вечер или только один час, который ты мне пообещал? – шипит в ответ Нелла.
И тут же сожалеет о сказанном. Лицо Отто становится непроницаемым: что за день выдался, сперва ОИК, а теперь еще и вечер с Кларой Саррагон. Тея бросает на Неллу сердитый взгляд, но та сама понимает, что была слишком резка.
– Прости, – шепчет Нелла. – Отто, прости меня. Нервы.
Он делает вид, что не услышал. Холл кажется высоченным, как собор, и мерцает тысячей медовых свеч. Стены обиты новехонькой красной кожей, на вид – свиной. Несомненно, плотной на ощупь и заглушающей звуки. По обе стороны холла висят две гигантские картины. Изображены на них – насколько Нелла успевает понять, прежде чем подходит еще один лакей, чтобы забрать головные уборы и плащи, – Благовещение и Воскресение Христово. Картины поражают масштабом, изобилуют фигурами, а детали свидетельствуют скорее о работе мастера, а не цеха. Между картинами возвышаются две огромные закрытые двери.