Узкие темные коридоры мелькали пылающими факелами. Звуки сражения доносились уже совсем близко. Повсюду лежали тела убитых воинов. От резких громогласных приказов Баруха царь вздрагивал. Несколько раз отряд вступал в короткие стычки с одинокими вавилонскими пехотинцами, забредшими так глубоко в поисках наживы. И вновь они продолжали бежать под равномерный топот и успокаивающий шелест плащей царской стражи. И эта стонущая боль от кровоточащей раны, повергающая царя на грань безумства, и она же, вырывающая из крепких лап потерянной реальности.
Ночной сад встретил их беспокойным топотом копыт и голосами в спешке снаряжаемых возниц. Все окружение царя со скудным, наскоро собранным скарбом готовилось предаться бегству из объятого смертью города. Дети плакали. Мужчины, одетые в серые одежды, нервно прикрикивали на рабов, громоздящих тюки на лошадей. Царь, вскочивший в седло, окинул взглядом ночной сад и усмехнулся.
– Какая ирония, – пробормотал он лежащему в повозке израненному Малахии. – Там, в пылающем городе раздается звон мечей, а тут звон рассыпающегося по земле золота. Быть может, сын мой, мы и вправду это все заслужили?
Царь отвернулся и, провожая горестным взглядом исчезающие в утреннем рассвете звезды, направил скакуна к ведущим в Аравию воротам. За одиноким всадником неторопливо поползли навьюченные повозки, окруженные бдительной стражей. С каждой минутой ночь уступала свою власть новому дню. И с каждой минутой второпях покидавшему город царю открывалась страшная картина чудовищных разрушений. Наступающий из-за холмов свет оголял то, что так тщательно хотела скрыть ночь. В воздухе стоял медный запах крови, казалось, вся одежда пропитана этой вонью. Вдали раздавались нечеловеческие вопли терзаемых с особой жестокостью горожан. Неспособные помочь умирающим, беглецы еще ниже опускали головы от собственного бессилия. Седекия заплакал. Ненавидя себя за трусость, он украдкой размазывал слезы по грязному лицу. И лишь изредка вздрагивающие плечи заставляли шептаться всадников за его спиной.
– Мой царь, – непривычно спокойный голос Баруха заставил отвести размытый взгляд от голубеющего неба в сторону, – как только минуем ворота, неситесь во весь опор, не щадя лошадей. Боюсь, этот путь пройдут не все, – Барух потянул поводья, заставив скакуна шарахнуться в сторону, и занял место позади колонны.