Лучистая. Из жизни Звездолётика и Паровозика - страница 8
Шрифт
Интервал
Мой праздник, не суди меня ты строго.
Допустимая Грань
Допустимая Грань…
Остановка на линии Чуда.
Мне пора выходить —
был оплачен досюда билет.
Ну, а я крепко сплю.
«Забеги на неделе к врачу-то» —
Мать во сне говорит,
протянув горстку светлых монет.
«Не до этого, Мам, —
отвечаю с уверенным видом. —
Я, во-первых, здоров,
и всегда много дел – во-вторых».
«Сын, смотри тогда сам…
Не волнуйся, летя до Мадрида».
«Мам, какой, блин, Мадрид?!
Нет и в планах маршрутов таких».
Допустимая Грань…
то ли это село на отшибе,
где грохочет «железка»,
и церковь стоит без креста,
то ли город-герой,
аккуратный, машина к машине.
Мне пора выходить,
но не помню я эти места.
Сплю и вижу Тебя!
На видение прав не имея —
пробухал все права…
(Что за глупый, кошмарный сюжет?
Я не то что не пью —
я забыл и дорогу до Змея!)
Нарушаю закон.
Подхожу к тебе ближе. Привет…
«…Ты прекрасна, как сон!» —
и предлог затесался ненужный.
«Ты прекрасна, как сон» —
повторяю чуть слышно тебе.
В чистом городе нет
агрессивной рекламы наружной.
А в метро открывается станция —
Новый Тибет.
…Допустимая Грань —
у водителя в зеркале тает,
он забыл про меня,
измотали его города.
Рядом толстый пацан —
то видосы в ТикТоке листает,
то кому-то звонит…
и мы едем незнамо куда.
Мне придётся сойти
на одной из других остановок.
Добираться назад.
Или где-то остаться навек.
Сплю и вижу Тебя!
Ты являешься снова и снова.
В словаре молодых —
называется это «камбэк».
Поле
Быть с тобой – значит, быть откровенным,
не попав под сомнений печать.
Если холод проходит по венам —
так об этом тебе и сказать.
Если тёплые-тёплые строчки
станут зимней обувкой души —
и тебе сотворить сапожочки,
без намёка – «ко мне, мол, спеши».
Если бьётся пока ещё сердце —
пусть побьётся в ладошку твою…
Не сочти за пошляцкую дерзость.
Извини, что себя не таю.
Времена вороватых сомнений
на Земле никогда не пройдут,
и собаки на клеверном сене
не страшатся ни пуль, ни простуд.
Но пока сука-ложь на параде
гложет свежую рабскую прыть —
мне хотя бы за полем тетради
разреши откровенным побыть.
«Когда испишется поэт…»
Когда испишется поэт,
когда его забудет Муза,
когда бычками сигарет
любовный пляжик зарастёт —
всего за несколько монет
старик в жакетике кургузом
продаст кому-нибудь портрет,
и покупатель… заорёт!
А проорётся – запоёт,
потом поплачет и попляшет,
потом пойдёт побьётся в лёд,
потом дозреет до стихов.