В подскрипывающем голосе слышалась робкая неуверенность.
– Я совсем дитём был, когда в первый раз его увидел. В лесу заплутал, а он меня отыскал и к людям вывел. Посмотришь на него – не старый. Как ты. Может, даже помладше. А сколько он там уже по земле ходит – и не сказать. Никто толком и не знает. Не живой и не мёртвый. Ни уйти не может, ни умереть, так и живёт, пока в деревне хотя бы одна людская душа есть.
Дед умолк и покачал головой. Может, за полуприкрытыми веками он снова видел себя ребёнком в далёком отсюда Гарванове. Шёл за руку с отцом – туда, где жизнь для него только начиналась. Казимир тоже молчал, давая старику просеять давние, потускневшие воспоминания.
– Я тогда, дурак малолетний, пообещал ему помочь освободиться, – снова заговорил дед. – Я уже знал, что мы с отцом в город поедем. Сказал, что приду за ним и освобожу. Я ведь и правда потом вернулся, но не сделал ничего. Даже и не попытался.
Он всплеснул руками и на мгновение прикрыл ладонью глаза. Снова головой покачал.
– Видел я его, как тебя сейчас. Мне уже уезжать обратно. Смотрю – дух этот среди деревьев. Совсем близко к деревне подошёл. Глядит на меня, а глаза у него печальные. Как я его заметил, так он сразу обратно в лес воротился. Подвёл я его, слово своё не сдержал, поэтому господь меня и наказал – твоей болезнью.
Старая и покрытая пылью прошлого сказка деда вдруг соприкоснулась с безжалостной реальностью. Взгляд Казимира стал колючим.
– Причём здесь моя болезнь?
– Не должно быть её у тебя, понимаешь? Не должно. Матушку твою бог сберёг, а тобою меня наказывает. Для меня же что самое дорогое? Внук мой единственный.
– Дед, никто никого не наказывает. Не должно, но вот она есть, и с этим придётся жить. Дерьмо случается, ничего не поделаешь.
Внутри росло глухое, тяжёлое раздражение. Сколько раз он уже слышал это «не должно» – не пересчитать. Врачи только разводили руками, повторяя одно и то же: не передаётся хорея Гентингтона через поколение. Мать, с бледным лицом и мокрыми от слёз глазами, подсовывала ему результаты анализов, сделанных в разные годы, – каждый из них показывал отрицательный результат. После всех эти «не должно» Казимир смотрел в зеркало на осунувшееся лицо и думал, его желание разбить стекло и разнести весь дом —
это от горькой, душевной боли и страха умирать, или к нему уже подкрадывается созревающее в мозгу сумасшествие?