В том же году, когда Фердинанд и Изабелла Испанские выслали из своего королевства евреев, осуществив последнее в длинной череде подобных изгнаний из христианских стран Запада, Османская империя пригласила их поселиться в своих крупнейших городах. К тому времени Восток выступал колыбелью европейского еврейства. По мере того как западноевропейские страны одна за другой гнали своих евреев, восточноевропейские королевства их привечали.
На протяжении большей части своей истории Восточная Европа заселялась пограничными общинами: они занимали пустующие территории, которые ранее не обрабатывались или которые обезлюдели из-за длительных войн. Многочисленные волны иммиграции придали большей ее части характер, совершенно непохожий на Западную Европу (или на большую часть России, если уж на то пошло). В Восточной Европе можно было запросто встретить католиков и православных христиан, живущих в непосредственной близости от евреев и мусульман. Это территориальное наложение нескольких религий привело к невозможности навязывать догму какой-либо отдельной веры. Таким образом, Восточная Европа стала убежищем для религиозных маргиналов и еретиков. Всевозможные богомилы, гуситы, франкисты и алевиты оставили глубокий след в культуре региона. То же самое произошло с целым рядом магов, алхимиков и оккультистов, чье совместное присутствие превратило Восточную Европу в главную на континенте тренировочную площадку для темных сил.
Сегодня большинство евреев с этой земли исчезло; значительно уменьшилось и исламское присутствие. Настоящих алхимиков найти еще труднее. Те м не менее во многих местах можно ощутить тяжесть этого наследия. На протяжении многих лет в поисках следов исчезающего религиозного многообразия я проехал внушительную дистанцию: от суфийских святынь Добруджи в Румынии до последних деревянных синагог Жемайтии в Литве. Для меня это паломничество связано и с личными поисками. Происхождение моей семьи – наполовину еврейской, наполовину католической – тоже несет в себе отпечатки разнообразия давно минувших веков.
В этой книге я не описывал свою семейную историю, но вплел ее в общую канву. Польский поэт Чеслав Милош заметил, что «осознание своего происхождения подобно якорному канату, погруженному в глубину», без которого «историческая интуиция практически невозможна». Так было и для меня: мои предки заложили основу всего, о чем я пишу.