В дверях доктор остановился и слегка замешкался, будто хотел еще что-то добавить, но вместо слов раздались очередная барабанная дробь и невнятное бурчание.
Феодосий, расстегнув все пуговицы на воротнике, словно не Литвину, а ему было душно и жарко, присел на освободившийся табурет. Осторожно потрогал лоб Литвина и присвистнул – горяч, как печка!
– Во дела-то! – хрипло ругнулся он, добавив пару матерных слов. – Во дела… И что?
– Ялта?
– Да какая Ялта! Ты хоть знаешь, где это? У нас через три дня акция. Какая Ялта… – Уткнув лицо в ладони, Феодосий чуть ли не зарыдал. – Этот уже под городом стоит. С ним три десятка конных. Всем оружие раздали. Через три дня на город двинут. Какая, черт возьми, Ялта!
Нестор прищурился. Зажевал свой ус. Жевал, впрочем, недолго, перебирая вслух имена.
– Ага! Знаю тую Акулину, – он поднял свою клешню с двумя пальцами, – за шкирку приведу! – Схлопнув пальцы в кольцо, он показал, как сделает, и выбежал из дома.
В слободе к бабке Акулине относились по-разному. Кто считал ведьмой, кто сумасшедшей, кто блаженной, но сводились все мнения к одному: лечить она умела! Да и какая бабка – женщина еще. Ходит только как бабка. Платок туго на голове завяжет, черные юбки да платья с мелкими пуговками рядами застегнуты – не разберешь ни фигуру, ни возраст. Мужика у нее нет – значит, бабка, сколько лет бы ей ни было. Лечила Акулина травами, отварами да шептаньем. Лет пять назад появилась, когда с Вятки народ гуртом в степи повалил. С обозом пришла, как и где поначалу жила – непонятно. Но вскоре под Шубинской сопкой поселилась, в доме, где казак Савелий помирал. Ухаживала за ним. Выходила. Затем за другим казаком, за третьим… Все, правда, недолго жили после ухаживания, но разве кто это помнит. Лечит – и все тут! За все берется. Говорят, даже лепру может отшептать.
Феодосий от неожиданности вздрогнул, когда Нестор Акулину силком в комнату втолкнул. Та руки растопырила, платок с головы ее слетел, огненные волосы по всей комнате разлетелись – озарили стоящий полумрак, как кометы с неба посыпались искрами. И не бабка вовсе. Глаза злые, дикие. Нестор руку потирает, на пальце след от укуса. А Акулина на Литвина только взглянула, орать стала – точно ведьма!
– Ды не ори ты! – Нестор замахнулся на нее рукой. – От шаленая… Вишь, помирает!