– Что ж. Тогда мне остается только уйти, чтобы не омрачать тебя своим присутствием.
– Томоя! – тут же закричала мать, кидаясь в сторону сына.
– Стоять! – раскатистым басом раздался грозный голос главы семьи. – Пусть катится, если решил. Лучше без него, чем с позором, который он нам принесет.
Ничего более не желая слушать, старший сын направился в свою комнату. Ая за ним.
– Томоя-кун, пожалуйста, остынь. Он просто шокирован. Дай ему время, пожалуйста. Он все поймет, – лепетала девушка, растерянно наблюдая за тем, как он начал собирать сумки.
Парень будто не слышал ее. Сейчас его больше волновало, сколько у него осталось из отложенных денег, что он успел заработать на временных подработках. Сакураги откупорил коробочку, некогда предназначавшуюся для печенья, и начал пересчитывать заработанные «потом и кровью» купюры.
– Томоя-кун… Ну поговори же со мной, пожалуйста, – взмолилась она, падая на колени возле него.
Ая обхватила парня за ногу, но Томою даже это не остановило, что уж говорить про женские слезы. Он продолжил шерстить по ящикам, абсолютно игнорируя подругу детства, что продолжала умолять его о чем-то. Мать тоже пыталась что-то тихо говорить за дверью, но ее тут же прерывал отец, продолжая громко возмущаться.
Сакураги осмотрел все ящики и заметил уже давненько завалявшиеся без дела английский разговорник и словарь, чудом сохранившиеся еще со школьных времен. Тут в его голову и подоспело готовое решение. Он не просто уйдет из этого дома. Он навсегда покинет эту страну. Ведь переездом в другой город Томоя свои проблемы не решит. А родители обязательно найдут его. Или же будут жить с уверенностью, что он не осилит самостоятельную жизнь и вернется к ним при первой же реальной трудности, преградившей ему путь к отдельному от них существованию. Такого он просто себе позволить не мог. Только не его гордость.
– Отпусти, пожалуйста, – попросил девушку спокойно он.
Ае ничего не оставалось, кроме как разомкнуть замок из собственных пальцев. Томоя в гневе страшен. И кричит так, что посуда в доме дрожит. И ей очень не хотелось быть одной из тех, на кого он «выльет» все свое раздражение. Поэтому Ая лишь беспомощно продолжала сидеть на полу и наблюдать за сборами своего Томои, который так и не узнал, насколько он был ей дорог все это время. Это признание так и не сорвалось с ее уст и оно навсегда останется неозвученным. А она все плакала, понимая, что, возможно, потеряет его навсегда. Ведь настроен Сакураги был решительно.