В ритме постоянных пряток и редких вылазок незаметно пролетели полгода. Дети Бертруды выросли, стали проворнее и сильнее, но никогда даже и не думали нарушать запретов матери. Почти каждый вечер она рассказывала им о тех зверствах, что могут творить великаны.
Сколько Цезарь, Ухо и Авель ни просили её поведать о том, как именно погиб их отец, как ни уговаривали, но каждый раз она замыкалась в себе, а из её больших красивых глаз ручьём начинали литься горькие слёзы. Ещё слишком глубоки были раны на её душе. В какой-то момент котики смирились с тем, что никогда об этом не узнают, и перестали мучать мать болезненными ей вопросами.
Порой, когда Бертруды не было рядом, братья перешёптывались между собой, что же могло произойти с их отцом.
– Великаны его съели! Проглотили заживо! – шептал Цезарь.
– Или напугали до смерти! – предполагал Ухо.
– Или… Или может они превратили его в такого же великана! – пищал Авель.
Старшие ошарашенно глядели на чёрно-белого котёнка и тут же начинали голосить:
– Да нет, не может быть, это невозможно!
– Откуда вы знаете? Может поэтому мама и не говорит нам!
Вот уж действительно была пища для размышления не познавшим мир умам.
Немного помолчав, Ухо тихо произносил:
– Когда я вырасту, я всё разузнаю.
– Нет, я узнаю! – вскрикивал Цезарь.
– Нет, не узнаете! Ничегошеньки даже! Это сделаю я! – ввязывался маленький Авель.
Спор продолжался вплоть до возвращения Бертруды в убежище. Если она слышала их голоса за тридцать шагов, им обязательно влетало за такую неосторожность. Ухо научился различать её приближение и всегда предупреждал братьев о том, что нужно немедленно замолчать.
Пусть и сильны были наставления матери, но таким же сильным был и постепенно растущий интерес среднего брата к познанию неизвестного.
Ухо был самым хитрым и любопытным из выводка Бертруды. От природы ему достался очень острых слух, а потому он быстрее всех мог заслышать опасность. Но как же сильно боролись в нём страх и желание встретить хотя бы одного великана лично.
Конечно же котик слышал их громкий топот, цоканье на лестнице, голоса и хохот, доносившиеся из квартир, но этого было недостаточно для удовлетворения его любопытства. Никогда бы он сам не полез на рожон, никогда бы не вышел к ним по собственной воле, Ухо лишь хотел изучить великанов поближе, учуять запах, понаблюдать за повадками, и при этом не быть пойманным.