В дверь постучали. Еремеев развёл руками, показывая, что уж здесь-то он точно ни при чём, и пошёл открывать. Человечек, стоявший за дверью, едва ли доставал ему до пояса.
– Вас ждёт его величество, – сказал человечек и шмыгнул носом. Нос у него был большой, красный и опухший.
Еремеев снова развёл в сторону Зайки руками и пошёл обуваться.
На этот раз их с Зайкой вели исключительно садом – зелёным, густым, заросшим тёмными деревьями и сладко пахнущими цветами. Куртки, свою и Зайкину, Еремеев по случаю жары нёс в руках.
– Между прочим, сегодня воскресенье, – прошептал он, шагая по тропинке и глядя то на провожатого, то на деловито снующих среди цветов жёлтых ос. – Если я не ошибаюсь, и время везде идёт с одинаковой скоростью, то на завтра у меня всё реальнее вырисовывается прогул.
– Нашёл о чём думать! – так же шёпотом фыркнула Зайка. – Думай лучше о том, что вырисовывается в ближайшие полчаса!
И, словно в ответ на её слова, за деревьями проступил зáмок.
Ворота открыл Нон. Он молча посторонился, пропуская Еремеева с Зайкой вовнутрь, а коротышке махнул рукой – мол, давай, прочь. Внутри было прохладно и сумрачно, даже почти темно, и в темноте откуда-то слышались приглушённые голоса.
– Ты оперируешь малым, и поэтому тебе кажется, что ты знаешь много! – голос принадлежал печальному его величеству с анфилады, но сегодня был не печальным, а, скорее, злым и раздражённым. Чувствовалось, что вчерашний знакомец не на шутку раздосадован. – Это всё только потому, что тебе не с чем сравнивать своё незнание! Чёрт побери! Ты понимаешь, что ты пришёл с Рубежа и не принёс никаких вестей?!
– Но их нет! – оправдывался второй голос, и звук этого голоса был похож на шелест ветра в ломких сухих камышах. – Рубеж чист, как стол…