Обвинять ли мне себя или некую «судьбу» во всех неудачах? Взять ответственность или навсегда её лишиться?
Я зарядил пистолет. Без пуль. Тогда я и предпочёл верить в собственную волю.
Меня не пугали мысли об обмане. Даже в случае, где сей выбор не был моим, но чьим-то ещё, я ясно осознавал, что совсем ничего не смогу с этим поделать. Единственный раз я поклялся не винить себя за принятое решение. Отныне я властен, и, поверьте, заблуждение того ещё ярче раздувало пожар.
Порой я представлял себя Богом, создающим миры ради себя самого. Я пробуждал их щелчком пальца, воображая то полную мглы вселенную, то бесконечную радугу меж облаков. Мне нравилось быть тем художником, что сам выбирает своё бытие, свои взгляды и мировоззрение.
Творил я верой. Я не страдал личностными расстройствами, ввиду которых видел несуществующие миры: я только лицезрел одни и те же картины в разных красках.
Хотелось мне побыть жертвой, жалующейся и пишущей романсы – я был ей. Желал я быть гением, птицей и Богом, великим мудрецом, разрывающимся о своих принципах – я столь же искренне играл и эту роль.
Меня не устраивали человеческие домыслы о великом творце, создавшем всё и вся. Принимая то, что внутри всякого из нас химия, королева наук и поведения, я ещё настойчивее пытался понять ходы её реакций.
Склонялся я больше к энергии, так называемым «ракурсам» [точкам зрения] и собственным выборам. Разумеется, оттолкнуться от чувств, унизить их перед разумом было нелёгкой задачей. Я всё ещё был человеком – тем ходячим, больным телом, что плакало, скулило и выло от мелодрам, однако и я научился над ними смеяться.
Несовместимые с жизнью мечты мои порождали столь мощный двигатель, что я лишь бежал от одной цели к другой, сожалея о том, что не сумею выполнить их всех за нехваткой времени. Я бы только творил и жил, вечно прощал, продлевал моменты радости, громко пел и писал этюды. Ввек не удалось бы найти того, кто посмел бы обогнать меня в сей гонке.
Уверен, не придётся рассказывать вам о смысле моей жизни, ведь он заключался в том, что я совсем перестал его искать. Я запутался в попытках, разных способах, реваншах и достаточно проиграл своих собственных революций, но с первого до последнего дня всё, что я видел перед тем, как уснуть – это надежда.
Надежда – не сестра фатализма. Здесь я надеялся не на расположение судьбы, но на собственные силы. Я мечтал одолеть начатую игру.