Это была тетрадь, написанная от руки её предка. Сложные строки переплетались друг с другом, как в манускрипте, который не должен был попасть в чужие руки. В каждой строке скрывалась загадка, в каждом слове – намёк на нечто большее. Ариэль поняла, что это был ключ. Ключ к пониманию того, что её прапрапрабабушка хотела ей передать.
Она почувствовала нечто сильное. Это было больше, чем просто любопытство. Это было знание, что её жизнь могла измениться. Всё, что она знала о мире, о своём времени, о самих себе – всё это могло быть ложью.
На следующее утро Ариэль не могла больше скрывать свои мысли. Она вернулась к травельфону, стоявшему на её рабочем столе. Этот прибор был её единственным шансом на постижение настоящей истины, и она не могла больше отложить своё путешествие. После того как она прошла несколько последовательно обучающих программ, её сознание обрело определённую ясность. Она активировала прибор, следуя указаниям из тетради.
Независимо от того, что Совету по глобальному выбору было известно о её намерениях, Ариэль почувствовала уверенность, что её решение не было случайным. Она знала, что именно эта искра сомнения, это чувство неполноценности мира привели её к выбору. Вспышка света и резкий звук вывели её из равновесия, но перед тем, как она успела что-то осознать, её окружил совершенно иной мир.
Ариэль не могла отделаться от мысли, что земля, на которую она ступила, не имела ничего общего с тем миром, который она оставила позади. И хотя её тело оставалось на Земле 2024 года, её разум был где-то далеко, в бескрайних просторах того будущего, в котором она родилась. Этот мир был чужд ей, несмотря на всё, что она знала о нём из исторических исследований.
Первым впечатлением, которое нахлынуло на неё, был хаос. Мегаполис, в который она попала, был как в бурю, где люди и машины двигались по своим делам, не замечая друг друга. Это был город, где каждый был поглощён своим ритмом, и ни один взгляд не встретился с её взглядом. Но самое странное было то, что она чувствовала: несмотря на внешнее движение, здесь не было жизни. Всё было по-настоящему, но всё казалось мёртвым. Идеалы её века, где технологии позволяли каждому человеку наслаждаться полной свободой, казались далёкими и незаслуженно упрощёнными по сравнению с этим миром, где каждый день был борьбой за выживание.