Музыка соблазняла обманом, делала тебя покорным, но я никогда бы не смогла смириться и жить без мечты.
Se wowo ahoto a, nna woye ahoto ni…
Я отвернулась от танцующих и направилась в город.
– Давай-ка поработаем, Китти, а потом поиграем.
Она перестала хлопать и поплелась за мной.
Времени мало. Если Николас не изменился, пока был в отлучке, он сделает все, чтобы меня остановить. Я ни за что не дам ему выиграть.
Монтсеррат, 1767. Разоблачение
Дождь припустил так, словно небо вычерпало всю воду из моря и каждую каплю обрушило на Монтсеррат. Я стояла на крыльце и надеялась, что буря не усилится.
Вода с гор заливала поля.
Хижину мами пока не затронуло, но па заставил нас перебраться в его совиный дом. Если случится наводнение, сваи, что поднимали строение на шесть футов над землей, не позволят его затопить.
Грохотнул гром.
Сердце ударилось о ребра. Я была не одна.
– Ты чего здесь торчишь, Долли?
Я не шелохнулась.
Голос Николаса звучал угрюмо, и мне не хотелось поворачиваться.
Я оперлась на колонну.
– Внутри слишком… тесно.
– А я-то думал, тебе больше негде от меня прятаться.
Два месяца я его избегала.
– Знаю, я тебе не по душе. Не хочу портить тебе отдых на Монтсеррате.
– Экая ты добрая, Долли.
Я слышала, как приближаются его шаги, как скрипят туфли. Они предназначались для светских танцев, а не для дождливых дней. Так сказал па.
Брат встал позади меня, и его тень упала на мою.
Приготовясь бежать, я повернулась.
– Мами печет хлеб, пойду проверю, не нужна ли ей помощь. Хлеб из маниоки – ему так трудно придать форму, а потом еще нужно подсушить, перед тем как печь.
– Это просто буря. Не бойся. – Он коснулся моего плеча.
У Николаса были такие же глаза, как у па, только зеленее и без добрых морщинок. Брат начал отращивать усы. Чтобы казаться старше? Умнее?
Я хотела спросить почему – почему он меня ненавидит. Из-за того, что па уделяет нам немного внимания?
– Мне надо… Дай, Николас?
Он жестом пригласил меня в дом, но нужно было протиснуться мимо него.
Брат оказался слишком близко.
– Принеси чай в кабинет отца, Долли. Может, пока будешь меня обслуживать, расскажешь, куда исчезаешь.
Я кивнула, затаила дыхание и шмыгнула в дверь, стараясь сделаться как можно тоньше. Но кожей руки я ощутила ткань его рукава. Не жесткую, не из нанки[20] или грубого хлопка, а роскошную, гладкую. Такие ткани привозили из-за моря.