Члены племени взялись за руки и теснее сомкнули похоронный круг. Выдолбленная из крепкой древесины миска снова очутилась в руках ашарба, и «говорящий с планетой» резким движением выплеснул остатки бурой жидкости навстречу жаркому пламени. В следующий момент его худощавое тело выдало мощную горловую трель, и собравшиеся непроизвольно вздрогнули. На лице мужчины выступил пот, но дребезжащая мелодия всё лилась и лилась из его уст, эхом разносясь по деревне. Наконец голова его запрокинулась, и ашарб изрёк срывающимся голосом:
– Душа ушла.
Костер тут же затушили, чтобы развеять утром пепел над пашней в качестве удобрения. На этом обряд завершился, и все вернулись к своим делам: старики сели в круг говорить, женщины отправились укладывать в кровати детей, а молодёжь сбежала в пряные травы или под полог исполинского леса, чтобы праздновать начало сухого сезона. Ни единого плача скорби не разнеслось по деревне.
Седой старик с покрытой тёмными пятнами кожей особенно внимательно наблюдал за тем, как старшие мужчины ворошат горячую золу: совсем скоро и его изъеденное солнцем и солью тело послужит подобным образом этому племени. Мужчина пришёл в деревню месяц назад, под конец дождливого сезона, исхудавший от долгого пути и донимавшей его чесотки. Кожа спадала с опухших плеч лоскутами, а язвы на руках и ногах кровоточили, но здешний ашарб не зря слыл искусным врачевателем.
– Нийхе, – позвал старика Варро, осторожно трогая того за руку, – а как в вашем племени провожают умерших?
– У нас-то? Едят.
Глаза мальчика изумлённо распахнулись, он даже отпрыгнул на шаг.
– На солончаках еды мало, – пояснил мужчина, – земля суше моих рук. Если погонщики не приходят в срок – туго приходится. Тогда мы едим вяленое мясо.
– Да как же вы можете есть мясо своих родных?! – воскликнул Варро, взмахивая руками: его даже от вкуса разведённой крови выворачивало наизнанку.
– Что поделать… – вздохнул Нийхе, качая головой. – Это крайняя мера, чтобы живые могли жить. Если окажешься в наших краях и тебе доведётся есть чук-чу… Помни, что это наша последняя еда.
– Я лучше поголодаю, – тихо буркнул Варро и весь так и вздрогнул, представив на мгновение, как откусывает плоть собственной руки.
Нийхе закашлялся. К нему подошла женщина, приютившая старика в своей хижине, и они неспешно двинулись к дому. Скакавшая рядом маленькая девочка с интересом дотрагивалась до своего лба и спрашивала, будет ли она теперь такой всегда. Варро кисло усмехнулся – сам на первых похоронах задавал этот вопрос – нагнулся за ритуальной миской и побрёл на окраину деревни, чтобы набрать для ашарба воды.