– Но… это же… много! – возмутился Гриша. – Вы представляете, шо это за деньжищи? Да на них можно всю Молдаванку купить…
– Послушай сюда! – твердо заявила Зива. – Если твой француз дает миллион, значит, готов дать и два. Ценность этой цацки не в камнях. Это ж антиквариат! Музей любой страны отвалит за нее и пять миллионов! Так шо не рыпайся и скажи своему барыге, шо два миллиона берем… Это если франков.
Леня улыбнулся и добавил:
– Она тему базарит, Гриня! Француз твой шо за фраер? Может, к другой хевре обратиться?
– Да нет! – Махнул рукой Гриша. – Какой там фраер… так, еле-еле поц какой-то! Не пойдет он ни к кому. Надо два, скажу два, мне ж лучше!
– Ну вот видишь, Гриня, – подытожил Яша, – скоро вся Дерибасовская будет твоя. Цацки свои продавать иностранцам будешь.
– Скажешь тоже. – Скромно заулыбался ювелир. – Ладно, ребя, я побежал?
– Давай. – Кивнул Леня. – Вечером во дворе поботаем, шо к чему!
Едва Гриня ушел, как Яша с жаром выпалил:
– Леня, шоб меня покрасили, но там зреют огромные башли!
– Ша, Яша. – Хладнокровно остановил друга Леня. – Надо все красиво сделать! А то загремим в Одеколон!14
– Как мы узнаем, когда приедет до Одессы тот посольский поц? – спросила Зива.
– Узнаем. – Интригующе улыбнулся Леня. – Пойдем в «Братиславу», тут по Маркса два шага до Дерибасовской. Там точно узнаем.
Яша с Зивой переглянулись, довольные, что Лене пришла в голову такая отличная идея. Ресторан «Братислава» на Дерибасовской был пристанищем моряков, где они каждый день напивались, торговали и делились информацией. Спустя двадцать минут троица уже входила в заведение, в котором, несмотря на то что вечер только начался, было уже весело и шумно. В большом зале старого, можно даже сказать старинного, ресторана «Братислава» за накрытыми белыми скатертями столами сидели небольшие компании. В основном это были мужчины, но попадались и женщины, как правило, легкого поведения. Певица на сцене выводила под лихой аккомпанемент ансамбля популярную тогда «Червону руту» Софии Ротару. Две вызывающе одетые девушки отплясывали на танцполе. К ним пытался пристроиться сильно пьяный мужичок лет пятидесяти, который больше шатался, чем танцевал. Подбежавший метрдотель хотел было уже сказать, что свободных столов нет, но Яша опередил его, ловко сунув в карман пятирублевую купюру. Усатый, толстый мужчина мгновенно расплылся в улыбке и вежливо произнес: