– Расслабься!
Я смотрела за всем этим со стороны, будто воспарив под потолком. Как это легко – покидать своё тело. Как с сексом, просто ждёшь, когда это закончится.
– Улыбайся!
– Не улыбайся!
Он просил больше изогнуться, выгнуться, изломаться. Гонял меня нещадно. В голове стало пусто, как в желудке – шаром покати. Я послушно выполняла приказы, будто кукла-марионетка. Обхватывала талию и втягивала живот, перекрещивала ноги. Он фотографировал и фотографировал. Беспощадно. Это длилось минут десять, но иногда десять минут – это не просто десять минут. Они могут растягиваться и сжиматься. Я знала это наверняка.
Тыльной стороной руки он отёр пот со лба, убрал камеру в сумку. Я всё ещё стояла в жёлтой декорации.
– Молодчина, – сказал он, потрепав меня по щеке.
Я была настолько ошеломлена, что не могла противиться такому фамильярному обращению со стороны незнакомца. В моих глазах он обладал бесспорной властью – камерой, которая могла сделать меня моделью.
Что это только что было? Моя первая в жизни фотосессия? Для меня это важно, очень-очень важно, но я не шучу, когда говорю, что мне казалось, будто всё это происходило не со мной. Я хотела отмотать время назад и ещё раз проиграть эту сцену на первом этаже пустого музея. Прожить её более осознанно. Интересно, он пришлёт мне фотографии?
Нарочито элегантно, как джентльмен, он взял меня под руку и потащил вверх по лестнице. Я медленно переставляла ноги. Он громко пыхтел – это было одновременно трогательно и неловко.
– Меня зовут Соня, – тихо сказала я.
Наконец мы поднялись на третий этаж и оказались в набитой людьми галерее. Фотограф не отпускал мой локоть. Его рука сжалась сильнее, как только мы оказались в толпе. Он протащил меня к столу у стены, где стояло красное вино и башенка пластиковых стаканчиков. Свободной рукой он взял стаканчик с вином и протянул мне. Многое я бы сейчас отдала за возможность выпить, но в вине калории, калории, калории.
– Я пью только воду. В вине калории. Много калорий, – с застывшей улыбкой я отказалась.
– Это правильно. Я тоже не пью, а то фокус не поймаю, – сказал он и рассмеялся заливистым смехом, перешедшим в глухой кашель.
Воспринимать искусство я была не способна. Вернисаж в принципе не для этого – он уничтожает все условия для восприятия искусства. Люди, которые приходят на открытия выставок, очарованы не искусством на стенах, а другими людьми вокруг.