– Того, другого, я ненавижу сильнее.
– Ты думаешь, я в это поверю? – Усмешка, чуть-чуть несимметричная, с горчинкой, тронула его тонкие губы.
– Мне все равно, – отрешенно проговорила она, – но только через два дня я ничего не доложу. Когда явится тайная полиция, я буду для них просто одной из вас.
И она сдержала слово. А тот, другой, холеный, сдержал свое. И она была просто одной из многих. Той, которая подрывала нерушимую власть императора.
– Сю-Ин? – Фенг привалился к стене рядом с ней.
– Что, капитан?
– Ты ведь не отлучалась. Я сам видел. Кто сдал новое укрытие?
– Я не знаю, капитан. Мне не говорили, что есть второй агент.
А внутри такая пустота. Почему бы не умереть? Кто о ней вспомнит?
За дверью что-то громыхнуло, и с потолка посыпалась штукатурка.
– Почему ты мне открылась? – зачем-то спросил капитан.
– Я не могла по-другому. – Она грустно опустила глаза. – Я… полюбила вас, капитан.
– Знаю, Сю-Ин. – Он поцеловал ее в макушку – отчаянно и нежно. – Я тебя тоже. Но я не мог сказать. Прости.
– Я вас люблю, капитан. Мне не за что вас прощать.
За дверью что-то снова грохнуло, и из стены выпал кусок.
– Пошли, – он тронул ее за руку, – надо выбираться. Теперь остались только мы.
И они ушли.
Далеко.
Но недостаточно.
У великого императора длинные руки. И зоркие глаза.
От таких не убежишь.
Сю-Ин стояла, низко опустив голову. Мелкий моросящий дождик собирался каплями на черных волосах. Капли повисали тяжелыми бусинами и падали на грубое, домотканое одеяние. На примятой траве, среди поздних осенних цветов лежал капитан – ее муж.
Невысокий. Коренастый. В простом дорожном одеянии. Суровое обычно лицо казалось спокойным. Она зажгла свечу, но дождь не дал огню разгореться, и свеча, испустив сизую струйку, сиротливо мокла у ног усопшего. Монетки не нашлось – последнюю Сю-Ин отдала за мешочек риса. Она проглотила так и не пролившиеся слезы и отвернулась. В бессильно повисшие руки крепко вцепились горячие детские ладошки. Две черноволосые макушки уткнулись в складки одежды.
Она стиснула маленькие ручки: вот он – ее оплот. Ее хрупкий, но нерушимый маяк.
– Пойдемте. – Она мягко подтолкнула детей. – Надо уходить.
И она будет идти. Столько, сколько сможет. А потом будет идти дальше. Потому что теперь она не одна. Теперь у нее есть для кого жить.
За спиной осенний лист тихо опустился на лицо капитана.